Россия в Германии. Апология русской эмиграции - страница 60

Из драматических театральных постановок в Берлине были выступления так называемой “пражской группы” артистов МХТ, не возвратившихся в РСФСР, оставшихся за границей. Среди них — гениальный Михаил Чехов, Варвара и Лев Булгаковы, чудесный Николай Колин, Вера Греч и Павлов, Массалитинов, Вырубов, Егорова, Краснопольская, Вера Соловьева, М.Н.Германова, М-А.Крыжановская; прославившаяся в “Хозяйке гостиницы” Гольдони Ольга Гзовская и ее муж В.Гайдаров; выступали и другие известные в России актеры — Степан Кузнецов, А.И. Долинов, бывший режиссер и актер Александрийского. Ненадолго задержались в Берлине известные театральные режиссеры Н.Н. Евреинов и А.А.Санин, первый стал работать в Париже, второй — в Италии, там же, в Италии, успешно работал как режиссер актер МХТ Шаров. Мое перечисление актеров-эмигрантов, разумеется, не полное. Перечисляю, кого помню.

Теперь несколько слов о музыке в русском Берлине, Она была на большой высоте. Здесь были известные композиторы — Николай Карлович Метнер, Александр Константинович Глазунов, Александр Тихонович Гречанинов, дирижеры— Э.Купер, Ю.Померанцев, В.Бердяев, О.Заславский, наезжал Сергей Кусевицкий, позднее “завоевавший” Америку; из пианистов концертировали — А.К.Боровский, А.И.Зилоти, Орлов, Крейцер, Арсеньев; из скрипачей — известная Цецилия Ганзен с пианистом профессором Борисом Захаровым, Лея Любошиц; виолончелисты — профессор Е.Я.Белоусов, профессор Н.Граудан, Рая Гарбузова, Григ. Пятигорский. Ненадолго в Берлине были пианисты Вл. Торовиц, А. Китаин.

Из певцов — известная камерная певица Полина Доберт, Анна Эль-Тур, Мейчик, О.Слободская, Лисичкина, баритон Большого театра Г.А.Бакланов, бас Касторский, Н.С.Ермоленко-Южина (из Мариинского и Большого), наезжал из Прибалтики знаменитый тенор Дмитрий Смирнов (в былом из Большого), наезжал и Федор Иванович Шаляпин. Но кто завоевал немецкий музыкальный мир — это Зинаида Юрьевская, изумительное сопрано, ставшая певицей немецкой оперы и любимицей публики. Благодаря таким певцам, как Юрьевская и Смирнов, на немецкой сцене вскоре появились и русские оперы; “Евгений Онегин”, “Борис Годунов”, “Царская невеста”. В Дрездене оперой “Борис Годунов” дирижировал известный Исай Александрович Добровейн, декорации сделал Андрей Худяков. К сожалению, З.Юрьевская кончила жизнь трагически, бросилась в горах Швейцарии с моста — вниз, в ущелье.

Будучи эмигрантом, в Берлин приезжал с своими песенками Александр Вертинский, автор известного “На смерть юнкерам”, теперь он пел: “И российскую горькую землю узнаю я на том берегу…”. Через много лет он возвратился в СССР, где был принят — как это ни странно — с распростертыми объятиями. Свой первый публичный концерт он дал в апреле 1944 года. Но самый первый закрытый концерт, как мне говорили, он дал “для работников НКВД” где-то чуть ли не на Лубянке. Тут он мог петь все что угодно. Для публики же главрепертком наложил вето на многие его “упадочности”. И правильно сделал, какой-нибудь “лиловый негр” иль “креольчик с Антильских островов”, разумеется, могли сотрясти все основы “победившего социализма”. Приезжала в Берлин из Парижа знаменитая исполнительница русских народных песен Надежда Васильевна Плевицкая, кончившая жизнь довольно страшно: умерла в каторжной тюрьме в Ренн, куда была заключена по суду за соучастие в похищении в Париже генерала Миллера советскими чекистами. Главным предателем генерала Миллера был ее муж, белый генерал Скоблин, бежавший в СССР и канувший там в небытие. Перед смертью Плевицкая во всем покаялась,

Отмечу выступления замечательного украинского хора Кошица, имевшего оглушительный успех не только у украинцев и русских, но и у немцев, а также сводивший немцев с ума Хор (с плясками) донских казаков Сергея Жарова. Как видите, в русском эмигрантском Берлине 1920-х годов музыки было сколько угодно — от Н.К. Метнера и А.К.Глазунова, Ф.И.Шаляпина и З.Юрьевской до хора донских казаков и балалаечных оркестров.

Кстати, о балалаечниках. После отъезда А. Толстого в РСФСР мне предложили редактировать “Литературное приложение” к газете “Накануне”. Я согласился. И всегда сам его верстал в типографии, иногда с помощью В.Корвин-Пиотровского, служившего тогда в “Накануне” метранпажем и печатавшего в газете свои стихи. И вот как-то кто-то из редакции приводит в типографию человека в кожаной куртке, с пушистыми светлыми усами, с усталым лицом типично русского рабочего. По одежде и лицу я понял, что это “московский товарищ”. Приведший сказал, что человек этот недавно из Москвы, он не то председатель, не то зампред (не помню) Полиграфического треста и хотел бы осмотреть типографию. Немецкая типография, где печаталась “Накануне”, было большая — с линотипами, монотипами, печатными машинами, прессами и всяким другим оборудованием. Пиотровский взялся показать москвичу типографию. А потом они подошли ко мне, где я верстал. И по виду, и по разговору “москвич” показался мне симпатичным. Спросил, давно ли я живу в Германии? Я ответил. “Из белых?”, — спросил (но не враждебно). — “Из белых”. — “Понятно…” — Потом москвич стал жаловаться, что языка не знает, города не знает, сидит в своем пансионе, “выйтить некуда”, “немецкая еда осточертела”. — “Тут, говорят, какие-то русские рестораны есть?” — “Есть”. — Я понял, что москвич хочет посмотреть город, поесть в русском ресторане, вообще “отдохнуть” от официального путешествия по типографиям. Я предложил, что могу как-нибудь заехать за ним и свозить в русский ресторан. — “Бот, вот, очень бы хотел, а то я тут как немой…”