Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750 - страница 21

.[35] Французский дипломат, желая избежать скандала, в своем донесении сильно смягчил реакцию короля[36]. Умный посланник в очередной раз помешал двум монархам разорвать отношения между их державами. Тем не менее Дрезденский договор (декабрь 1745 года) закрепил за Бранденбургским домом захваченные Фридрихом силезские территории, Фридрих же в ответ признал германским императором герцога Тосканского, супруга Марии-Терезии.

Это разрушило все планы Франции. Благодаря своим победам в Богемии и Саксонии Фридрих в течение какого-то времени был для Людовика XV полезным союзником, однако он вновь — и уже не в первый раз — предал интересы коалиции. Он переметнулся на сторону королевы Венгерской, отныне супруги императора. Чрезмерная независимость прусского короля, перешедшая в нарушение всех договоренностей касательно судьбы империи, испортила всю игру д'Аржансону, чья дипломатия была направлена лично против Марии-Терезии и в меньшей степени против католической Австрии. Союзу с Версалем прусский король предпочел свой собственный мирный договор; он начал переговоры о всеобщем мире без ведома Бурбонов. Сначала обещание сохранять нейтралитет дали ему германские князья (добиться этого не составляло труда); затем Фридрих разработал план договоров об оборонительном союзе с Голландией и Англией. Французский король и его министры поняли, что Берлин сделал ставку на Англию, исконного врага Франции, преследовавшего Людовика и его маршалов не только на континенте, но и в колониях. Доверие к Фридриху было подорвано; в Версале решили свести отношения с ним к «соблюдению простых приличий» — исключительно для того, чтобы не доводить дело до дипломатического скандала. Несмотря на победы маршала Саксонского в Нидерландах, Версаль не мог обойтись без прусского короля, без его ума, без его завораживающего, непостижимого характера, в силу которого Фридрих был не только просвещенным монархом, но и тонким стратегом, мастером переговоров о мире (он блестяще провел их и в Бреслау, и в Дрездене). Несмотря на крайнюю щекотливость своего положения, Людовик решил выждать; в погоне за «ручательствами пустыми и бесполезными», полагал он, король-философ «готов променять славу на подтирки», а заключив в конце концов мир, вообще «впадет в спячку»^>{102}. Тем хуже для него. Французы предоставили прусскому королю действовать на свой страх и риск; русский вспомогательный корпус, о котором упоминал в донесениях Дальон, мог двинуться в центр Европы и приблизиться к не слишком надежно защищенным границам Бранденбурга. В этом случае, считали французы, Фридриху придется заниматься исключительно своими восточными делами, и он не станет ввязываться в сражения на севере или объединяться с Англией против Франции. Несмотря на эти утешительные прогнозы, Людовик и его министры чувствовали себя пойманными в ловушку: попытайся они сблизиться с австрийцами или саксонцами, это вызвало бы неодобрение Пруссии, которая в отместку тотчас попросила бы помощи у Георга II^>{103}. Французам приходилось по-прежнему обхаживать предателя Фридриха даже после того, как он перестал принимать участие в войне за Австрийское наследство.

Новый план Гогенцоллерна заключался в следующем: Францию от участия в европейских делах временно отстранить, Саксонию и Австрию нейтрализовать, а Георга II сделать посредником в мирных переговорах^>{104}. России, нации второго сорта, отводилась исключительно роль пугала. Однако несмотря ни на неучастие Пруссии в военных действиях, ни на новую политику прусского короля, война продолжалась. Английский король надеялся положить ей конец, увеличив давление на Францию. Невзирая на интересы своего племянника, Георг II сблизился с Россией. Мардефельд уже давно бил тревогу, он не мог не видеть оживления в лагере противника, не мог не замечать все учащающихся встреч между англичанами, австрийцами, голландцами и саксонцами. Прусский посланник по-прежнему полагал, что единственный надежный союзник для Пруссии — это Франция. Дипломат выбивался из сил, пытаясь образумить своего короля: «По моему несовершенному разумению, невозможно Вашему Величеству порвать с Францией»; морские державы «в явственном согласии» с дворами венским и дрезденским выказывают «крайнее свое к ней недоброжелательство»