Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750 - страница 54

. У Бестужева имелась собственная свита, привязанная к канцлеру не столько из честолюбия, сколько из корысти. На первом месте в этой группе придворных стоял Разумовский. Обер-егермейстер плохо разбирался в политике, не знал ни одного иностранного языка^>{281}, любил тратить деньги и льнул к самым богатым (например, к Гиндфорду) в надежде пополнить свой кошелек^>{282}. Черкасов, правая рука канцлера, произвел впечатление даже на хладнокровного Дальона: «человек до чрезвычайности грубый и безжалостный», он, по мнению французского посланника, особенно виртуозно владел искусством «пользоваться слабостями государыни»^>{283}. В этом же ряду следует назвать и Петра Семеновича Салтыкова, «старого дурака и болтуна»^>{284}, который своими шумными ссорами с обер-егермейстером вселял надежды — впрочем, совершенно напрасные — в сердца франкофилов. В союзниках Бестужева долгое время числился и камергер Чоглоков (что же касается его жены, то она приняла сторону канцлера несколько позже); в задачу Чоглокова входило надзирать за великим князем, примечать его слабости и изобретать способы возвратить престол Ивану. Князь Иван Андреевич Щербатов превосходно владел искусством финансовых махинаций. Бывший русский посланник в Англии, он контролировал денежные расчеты между Лондоном и Петербургом: здесь дело шло о крупных суммах, о сомнительных сделках, о тайных финансовых вложениях, на фоне которых не слишком дорогие подарки и не слишком крупные суммы, подносимые французами, выглядели легковесно и несерьезно. Бестужев помог Щербатову сделаться сенатором, чем укрепил свои позиции в борьбе с Лестоком. Наконец, в партию канцлера входил самый цвет армии, что особенно много значило в военное время. Генералы Бутурлин, Апраксин и Ливен принадлежали к проавстрийскому лагерю (исключение на этом фоне составлял старый князь Репнин, придерживавшийся иных взглядов). Все эти генералы начали свое восхождение по служебной лестнице еще при Петре; оказывая мелкие услуги Розенбергу или Гиндфорду, сообщая им украдкой кое-какие сведения о состоянии и размещении войск, они зарабатывали себе существенную прибавку к жалованию. К концу войны за Австрийское наследство поведение русских, к какому бы социальному слою они ни принадлежали, определялось прежде всего их финансовыми отношениями, однако никакие подарки не могли радикально изменить основную расстановку сил: власть принадлежала клану Бестужева. Хотя и Людовик, и Фридрих читали донесения своих посланников, они не смогли вникнуть в особенности русской психологии, не смогли оценить местный девиз: «зима была долгая, а это на языке Московии означает: дайте мне взятку»^>{285}. А Фридрих из-за ухудшения отношений с Австрией продолжал урезать и без того не слишком большие суммы, какие выделял на подкуп Бестужева в благословенных 1743 и 1744 годах…

«Молодой двор» составлял особый мир. Карл-Петер-Ульрих, герцог Голштинский, хотя и превратился в великого князя Петра Федоровича, не пользовался любовью своих будущих подданных. Он приехал в Петербург в 1742 году; в ту пору это был очаровательный юноша, почти ребенок — к великой радости представителей всех кланов, которые полагали, что наследником легко будет управлять. Однако очень скоро выяснилось, что великий князь пошел но плохой дорожке: в свои девятнадцать он выглядел таким «изнуренным и высохшим», что напоминал более всего «ходячий скелет». Тощий, «как палка», «с головой не больше яблока и ногами не толще сургучных палочек»^>{286}, он, однако же, не чуждался ни игры, ни вина, а точнее, водки, которую потреблял в неумеренных количествах. Он превосходно чувствовал себя в компании всякого сброда — унтер-офицеров из Голштинии, женщин дурного поведения. При этом он не выказывал никакого желания продолжать свой род. При дворе ходили слухи, что брак великого князя заключен только на бумаге, что в первую брачную ночь пришлось прибегнуть к помощи Разумовского. Наследник Романовых поклонялся Фридриху II и приходил в неописуемый в восторг от каждой его победы^>{287}. Он сам мастерил марионеток и устраивал в своих покоях кукольные представления во славу обожаемого героя. Бестужева великий князь ненавидел и высказывался о нем в самых нелестных выражениях. Недолюбливал он и Разумовского, который однажды не потрудился встать при появлении его высочества. Петр Федорович обнажил шпагу против морганатического супруга своей тетушки: ведь в придворной иерархии тот стоял ниже великого князя. С этого дня наследник и фаворит, которых с трудом развели, сделались злейшими врагами