Россия за рубежом - страница 10

В силу ряда причин, о которых мы еще скажем, доминирующей формой выражения творческого потенциала русской культуры всегда, начиная с петровской эпохи, была литература. В разнообразных своих формах она отражала русский культурный идеал и наиболее яркие элементы самосознания интеллигенции. В эмиграции литература приобрела еще более существенное значение для сохранения «русскости» коллектива эмигрантов, поскольку язык, слово выступают как основные признаки принадлежности к определенной группе. Русское слово, устное и печатное, связывало между собой разбросанных по свету эмигрантов. Не в последнюю очередь именно по этой причине культурная жизнь и творчество в Русском Зарубежье развивались по преимуществу, если не исключительно, в словесной форме. Прочие художественные и интеллектуальные проявления культуры, не связанные напрямую с русской речью, могли интегрироваться и часто интегрировались в интернациональную культуру или культуру страны-хозяйки.

Нужно отметить, что письменный источник является основным документом изучения всех аспектов истории России за рубежом и особенно — интересующих нас сюжетов. Русское общество в изгнании было относительно высокообразованным, и проявления его культурной жизни облекались по большей части в словесную форму. Поэтому, как мы увидим позднее, не случайно и символично, что день русской культуры отмечался в день рождения Александра Сергеевича Пушкина. Конечно, «несловесные» искусства — скульптура, живопись, музыка, балет, а также наука — играли жизненно важную роль, которую не следует преуменьшать. Каждый историк, однако, сосредоточивает свое внимание на тех проблемах, в которых он особенно сведущ. И хотя я не буду специально останавливаться на истории живописи, скульптуры, музыки или естественных наук, я коснусь тех способов и организационных форм, благодаря которым эти виды творчества продолжали развиваться в Русском Зарубежье. Поскольку простое перечисление имен и названий было бы скучным и малоинформативным, я постараюсь описать основные условия, которые позволили эмигрантам достичь успехов в искусстве и в науке, и попытаюсь обозначить рамки более широких культурных течений, частью которых они являлись.

Воссоздать историю русской эмигрантской литературы весьма сложно. Эта проблема привлекает к себе заметное внимание как на Западе, по обе стороны Атлантики, так и в бывшем Советском Союзе. Каждый месяц публикуются все новые монографии и статьи об отдельных авторах-эмигрантах и их произведениях. Эти специальные исследования касаются по преимуществу формы и идейного содержания анализируемых произведений. До сих пор в историографии были изучены лишь «сливки» эмигрантской литературы, которые, безусловно, являются показателем уровня развития литературы Русского Зарубежья. Первым шагом на пути к признанию этой литературы стал выход в свет во Франции второго тома трехтомного исследования по истории русской литературы XX в. (которое в свою очередь является частью семитомной истории всей русской литературы). Произведения эмигрантских авторов рассматриваются там как составная часть общерусской литературы^>8. Ни обобщающие, ни посвященные конкретным сюжетам исследования не осветили, однако, до сих пор общественную и материальную среду, в которой жили и работали эмигрантские авторы и где их произведения нашли первых читателей. Моя задача состоит в том, чтобы описать эту среду, отдавая предпочтение не столько детальному ее изучению, сколько обобщающему анализу.

Поскольку я уже упомянул о постоянно пополняющемся и уже весьма значительном количестве исследований, посвященных эмигрантской литературе, уместно будет сказать несколько слов об историографии Русского Зарубежья. Помимо книг и статей об отдельных авторах и произведениях, мы располагаем небольшим числом работ о некоторых художниках и музыкантах, главным образом о тех, кто внес наиболее заметный вклад в современную художественную жизнь Запада, — В. Кандинском, М. Шагале, М. Ларионове, Н. Гончаровой, о группах художников и скульпторов-футуристов и дадаистов — И. Пуни, братьях Н. и Д. Бурлюк, А. Архипенко, X. Сутине и др. Можно назвать работы о вкладе русских ученых-эмигрантов в отдельные отрасли науки, где он рассматривается, однако, только как часть истории этих научных направлений. Немногочисленные статьи посвящены отдельным политическим фигурам и освещают некоторые стороны их деятельности. Ряд биографий знакомит с хорошо известными до 1917 г. людьми, продолжавшими играть заметную общественную роль и в изгнании (Петр Струве, П. Н. Милюков, А. Ф. Керенский). В то же время исследования, посвященные русским социалистам, рассматривают биографии их лидеров, как правило, в контексте истории их партийных организаций (Федор Дан, Виктор Чернов, Юлий Мартов, Павел Аксельрод). Во всех этих работах, как и следовало ожидать, внимание исследователя привлекают полные событий годы, предшествовавшие эмиграции, годы изгнания же предстают чем-то вроде печального эпилога