Российский колокол, 2015 № 4 - страница 27

стр.

Мир изменился в течение ночи

Воздух холодный, трава в серебре.

Мир изменился в течение ночи:

Снег первый робкий упал в сентябре,

Землю раскрасив в хрусталь многоточий.

Лесу зелёному надо желтеть,

Бабьему лету водить хороводы,

Гроздьям рябиновым спеть и гореть,

А у зимы преждевременно – роды.

Стал ещё ближе домашний уют.

Я посмотрю из окна спозаранку,

Как удивлённые птицы клюют

В травах сентябрьских снежную манку.

Снег созрел на ветках ели

Снег созрел на ветках ели. Время сбора – Новый год.

От мороза захмелели. От вина веселье жжёт.

Тянешь лаковые губы к моим клюквенным рукам

И лоскут овечьей шубы стелешь к пляшущим ногам.

Собирали снег руками – зим серебряных янтарь.

Замороженными ртами ели кликали январь.

Мне много не надо

Ты спишь. Осторожно на угол плеча

Прилягу, молитву чуть слышно шепча.

Я в ней попрошу не о вечной любви,

О том, чтобы путь свой мы вместе прошли,

Чтоб дети отца пережили и мать

И жизнь дала то, что нельзя потерять.

Мне много не надо: к чему лишний вес,

Ещё тяжелее становится крест.

Мне хватит того, что вмещает ладонь:

Оставь мне его, кров, очаг и огонь.

Оставь мою душу, Отчизну мою,

А всё остальное врагам отдаю.

Натюрморт из фруктов сочных

Натюрморт из фруктов сочных на столе.

Нет эффектов, нет побочных в тишине,

Если спрятался от мира от всего,

И над ухом шепчет Лира про него,

И часы считают дни уже назад,

И упало солнце в гору, на закат,

Только пальцы – крылья раненые птиц,

Бьются, крошат карандаш в белок страниц.

Хочется пить и плакать

Хочется пить и плакать. Душу раздеть донага,

Душу, что можно лапать и не отсохнет рука.

Стопки, пожалуй, мало. С кружки есть риск запеть.

Сердце, одетое в сало, сразу не разглядеть.

Плакала крупной солью, мелким глотком пила

Ёмкий сосуд с любовью, каплями разлила.

Что же осталось? Слово. В глотке застряв немой,

Выкатится и снова ляжет на лист строфой.

Ты

Ты в сердце и в мыслях. Ты в клетках и тканях,

И в датах и в числах, в осипшей гортани.

В утрах, вечерах и в полуденном дне.

Ты всюду, как воздух. Ты кровью во мне.

Ты голос, дыханье. Ты крик мой и стон,

Моё увяданье и юности сон.

В недугах душевных и в здравом уме,

Нас – двое и тленных и оба – во мне.

Лучше гривенник в кармане

Лучше гривенник в кармане, чем серебряник в душе.

Ложь, она всегда обманет; правда сказана уже.

Жить, как жить? Вопрос хороший: тростью быть, поводырём

Или стать прыщом на коже и зудящим волдырём.

Пусть мне рай не завещали, шатки лестницы к нему.

Я врагам пообещаю: мы не встретимся в аду.

Анна Сиднева


Анна Сиднева – молодой начинающий автор. Пишет стихи и прозу. Родилась и проживает в городе Ульяновске. Помимо увлечением литературой, Анна прекрасно поет, рисует, увлекается исследовательской деятельностью, играет на фортепиано.

Белые птицы

Зима подошла очень рано,
Октябрь, а снег уж лежит.
Натянув сапоги из кожзама,
Я выйду на улицу вмиг.
Красиво-то как! Прямо сказка!
Искрится снежок на траве,
Здесь белые птицы кружатся,
Летят прямо на руку мне.
Взмахнувши густой шевелюрой,
Я их отпущу навсегда,
Пусть радуют птицы детишек,
Не тают весной никогда!
А я подойду ближе к церкви,
Увижу – блестят купола.
С вершин льется звон серебристый,
Наполнена чаша добра.
Глаза прикрывая от солнца,
Бегу со всех ног я в закат.
Сверкающий мир усмехнется,
И птицы со мной улетят.

Алексей Сиразетдинов


Родился и вырос в г. Пермь. Выучившись на геолога, пошёл работать по специальности, ездил с командировками сначала по Пермскому краю, затем в 2012 г. перебрался в г. Минусинск, где и работает по любимой профессии по сей день. Писать стихи начал лет с восьми, также на досуге рисует.

Я дочь лесной нимфы

Маме

«Я дочь лесной нимфы, древесной Орнель.
Родной мой отец королевских кровей,
чей мраморный замок средь гор и лесов
как вечная память отцов…»
Однажды под вечер король молодой
уснул под узорчатой кроной густой.
Привлек он внимание нимфы лесной
своей непорочной душой.
Явилась правителю в сказочных снах
младой серебристою ланью она.
К огромному дубу звериной тропой
его повела за собой.
Король вспомнил сон свой спустя пару дней.
Отстал на охоте от свиты своей
и к дубу-гиганту, питомцу веков,
вдруг вышел тропою жрецов.
Он голову поднял и встал обомлев.