Ростов под тенью свастики - страница 11

стр.

А. АГАФОНОВ. Уличных боев в Ростове не было, а ведь город готовился к обороне. У нас на углу Ворошиловского и Красноармейской находилась баррикада. Она перекрывала всю улицу, но внутри были небольшие проходы для пешеходов, а в центре была раздвижная часть для проезда трамваев. Такие баррикады были и в других местах. Но дело в том, что ими никто не воспользовался. Когда наши части отступали, тянулись подводы. Грузовиков мы почти не видели. Баррикады нанесли только вред. Отступавшие не знали, как их объехать, как попасть, к переправе. Переправа, правда, тогда, не нужна была — Дон замерз. Но как проехать к Дону? Толкнутся в одну улицу — перегорожено, в другую — тоже. А объезд довольно далеко. Мы, конечно, показывали дорогу. Но некоторые бросали подводы. У нас на углу стояла одна — со снарядами. Когда немцы пришли, приказали их выбросить в противотанковую щель. Она была вырыта на противоположной стороне улицы. Там» сейчас находится облсовпроф, а раньше стояли частные домишки.

Убитых немцев мы не видели. А вот двух красноармейцев замерзших видели на Театральной. Причем, один лежал так, как будто закрывал глаза рукой. Мы заглянули под руку, оказалось, пуля ему попала между глаз.

А. КОТЛЯРОВА. Перед приходом немцев наши не успели эвакуировать госпиталь с ранеными красноармейцами. Их жители разобрали по квартирам. Взяла и я одного. Но немцам кто-то из предателей донес, что в домах есть раненые бойцы. И они стали ходить и искать их. Немецкие прислужники тут как тут — помогали. Знали, кто мог взять.

Я тому парню, что взяла к себе, надела исподнее мужа, а красноармейскую форму спрятала в коридорчике в куче грязного белья. Гляжу: идут к нам трое. Впереди офицер, сзади солдат с винтовкой, за ними мужик с нашего двора. Он и до войны, и после нее по тюрьмам да лагерям пропадал. А при немцах хвост поднял. Это он ко мне их вел. Знал, что я санитаркой работала и могла взять раненого. Я выскочила навстречу. Кричу: «Заразный больной здесь!». Немцы успели войти в коридорчик. А я на кучу белья, где гимнастерка окровавленная спрятана, положила спеленутую девочку свою, ей четыре месяца было. Немец потыкал штыком вокруг моей малютки. Я так вся и обмерла. А в это время тот мужик, что с немцами шел, тоже кричит: «Зараза!». Он знал, что муж туберкулезом болен, но не знал, что его дома сейчас нет, а вместо него лежит другой человек. Если бы он заглянул в комнату, то увидел бы там чужого. Немцы повернулись и ушли.

В нашем дворе еще одного раненого прятали в сарае, на настиле. Немцы туда даже заглядывать не стали, прошили доски из автомата. А оттуда кровь закапала.

Через семь дней наши в Ростов вошли. И моего раненого забрали.

А. АГАФОНОВ. Наши части находились рядом, в Батайске. А в городе были наводчики. Периодически из Батайска вели обстрел Ростова. Стреляли вроде бы прицельно по складам, административным зданиям. Так ли это, не знаю, по крайней мере, один снаряд угодил в наш дом. Если посмотреть сейчас на дом-гигант, в подъезде № 24 видно место, куда этот снаряд попал, между третьим и четвертым этажом — там латка, кирпич отличается. Здесь погибла одна девушка. Она была очень красивая, звали ее Эльвира, она была постарше нас. Мы сразу же забрались на четвертый этаж, посмотреть эту квартиру. Висели часы на стене. А пол частично провалился. Мы забрались на кушетку, стали прыгать и попали на третий этаж. Но даже не ушиблись, потому что рухнули вместе с диваном.

Но работа наводчиков была и успешной. Полицаи собрались свалить памятник Ленину у парка имени Горького. Обвязали его веревками, накинули петлю. Но наши наводчики вызвали огонь артиллерии. Снаряды стали падать совсем близко. Полицаи и разбежались. В первую оккупацию памятник Ленину так и стоял.

В. ВАРИВОДА. Мне было 23 года. У меня был маленький ребенок, поэтому я старалась как можно меньше выходить на улицу. Жила в основном слухами. Больше всего меня потряс расстрел жителей около парка имени Революции. Кто-то убил немецкого офицера, и вот ночью согнали всех жителей квартала и расстреляли на углу. Фашисты хотели тем самым запугать население. Показать, как жестоко они будут действовать, устанавливая «новый порядок».