Роза и Рикардо - страница 30

— Они, конечно, распишут убийство Пикарона со всеми подробностями, — сказал Гарбанса. — Это может, во-первых, заставить Манкони забеспокоиться и сделать еще один неверный шаг, а во-вторых, вдруг тот неизвестный свидетель все-таки сообщит в полицию? Может быть, у него проснется гражданская совесть?

— Не знаю, комиссар, — покачал головой сержант. — С гражданской совестью в Мексике плоховато.

Собираясь уходить, Лус долго крутилась перед зеркалом — несколько раз поправляла прическу, одергивала платье, пару раз прошлась перед зеркалом, а затем, повернувшись к своему отражению спиной, попыталась рассмотреть себя сзади.

— Дульсита, посмотри, пожалуйста, волосы нормально лежат? — спросила она сестру.

— Совершенно нормально, — ответила Дульсе. Она хорошо знала Лус и давно привыкла отвечать ей на подобные вопросы, но все же до конца не могла понять, как же можно так долго рассматривать собственное отражение. Тут сказывалось разное воспитание, которое они получили в детстве: если Лус все время находилась в обществе красивых элегантных женщин — подруг своей матери, блистательной Розы Дюбуа, которые тщательно следили за собой, то Дульсе видела в основном тетю Кандиду подходившую к зеркалу не чаще раза в месяц, да и то на минутку. А то, что заложено в детстве, остается в нас на всю жизнь. — Ты, как всегда, неотразима, — чуть иронично сказала Дульсе. — Все упадут в обморок. Особенно Пабло.

Лус довольно хмыкнула:

— Ну, в этом-то я не сомневаюсь.

Тень пробежала по лицу Дульсе.

— Желаю приятно провести время, — сказала она. Лус почувствовала в этих словах грустную ноту и повернулась к сестре:

— Дульсита, милая, если хочешь, давай пойдем вместе. Пабло обещал показать старое Акапулько — дома в колониальном стиле, здесь еще сохранилось несколько совершенно уникальных построек. Я думаю, тебе это будет очень интересно.

В другое время Дульсе согласилась бы с радостью. Она обожала старинные здания, руины, все, что дышало историей. И даже перешептывания Пабло и Лус не очень бы испортили ей настроение, ведь на самом деле она вовсе не ревновала этого Пабло к сестре — он ей совсем не нравился, правильнее было бы сказать, что она ревновала к Лус всех мужчин вообще, но никого в частности.

Но сегодня идея выйти из отеля да еще ходить по каким-то узким улочкам старого города могла внушить Дульсе только ужас. Даже если, как убеждала ее сестра, теперь никто ее не сможет узнать — с новой прической, в платье и модных туфлях, — все равно Дульсе понимала, что никакого удовольствия от прогулки не получит, если за каждым домом в колониальном стиле ей будет мерещиться щуплая фигура Чучо или длинные черные волосы Кике.

— Нет, Лус, я лучше посижу здесь, — вздохнула Дульсе. — Спущусь вниз в кафе, посмотрю телевизор, порисую.

Идите лучше одни.

— Неужели ты все еще боишься? — с жалостью улыбнулась сестра. — Вот уж не думала, что ты такая трусиха. - засмеялась она.

Называя Дульсе трусихой, Лус, разумеется, хотела ее просто ободрить. Если бы ее саму кто-то обвинил в трусости, она бы, наверно, вылезла вон из кожи, чтобы доказать обратное. Лус во всем хотела быть первой. Но Дульсе была совсем иной и не старалась пускать пыль в глаза, выдавая желаемое за действительное.

— Я и сама не думала, что так будет, — невесело усмехнулась она. — Но сейчас от одной мысли, что на улице меня могут увидеть эти, прямо поджилки трясутся. Так что иди лучше одна. Вряд ли вы будете без меня скучать.

— Я-то о тебе беспокоюсь, — пожала плечами Лус. — Как бы тебе скучно не было.

— Не беспокойся, не будет, — ответила Дульсе и взялась за книгу.

Однако она только делала вид, что углубилась в чтение. На самом деле Дульсе смотрела, как Лус собирается, напевая вполголоса что-то из оперетт Кальмана и наводя последние штрихи. Когда дверь за сестрой закрылась, Дульсе отбросила книгу и задумалась. Делать ничего не хотелось. Можно, конечно, взять карандаш и начать делать наброски — с раннего детства для Дульсе рисование было своеобразной палочкой-выручалочкой, взяв в руки карандаш или фломастер, она забывала и обиды, и огорчения.