Роза и Рикардо - страница 62
— Так ты думаешь, это настолько серьезно? — встревоженно спросил Рикардо. — Ведь доктор сказал, что это переходный возраст и под влиянием новых впечатлений депрессия Дульсе пройдет.
— Нет, Рикардо, — покачала головой Роза. — Я уверена, что дело тут не в переходном возрасте. Понимаешь, как бы это получше выразить, мне кажется, что... Дульсе чего-то панически боится.
— Но чего ей бояться? — удивился Рикардо.
— Этого-то мы и не знаем, — вздохнула Роза. — Ах, если бы она доверилась нам... Она такая дикарка, как я в молодости. Еще одна дикая роза.
— Но это началось всего несколько дней тому назад, — пытался что-то сообразить Рикардо. — Помнишь, она вернулась из Академии, кажется, с выставки, заперлась у себя в комнате и с тех пор ни разу не выходила на улицу.
— Да, тогда это заметили все, — согласилась Роза, — но на самом деле это началось раньше. Помнишь, как поспешно они вернулись из Акапулько?
— Так ты думаешь...
— Я уверена. То, чего она боится, случилось именно там. Постепенно дома она стала оживать, и вдруг все началось снова. Возможно, она увидела то же самое, что испугало ее в Акапулько.
— Но что это может быть?
— Этого мы, к сожалению, не знаем, а она по каким-то причинам нам не говорит, — печально констатировала Роза.
Она очень близко подошла к разгадке тайны своей дочери, но ей и в голову не пришло, что еще один член их семьи прекрасно знает, в чем состоит страшная тайна Дульсе, и точно так же молчит — ее сестра Лус Мария.
Лус никогда бы не могла подумать, что так будет скучать по сестре. Вернувшись из аэропорта, она прямо-таки не могла найти себе места. Чего-то не хватало.
На следующий день повторилось то же самое. Лус вернулась из консерватории, но дома что-то не сиделось, и она решила немного прогуляться по небольшому парку, который был разбит недалеко от дома Линаресов.
«А ведь еще всего пять лет назад, — думала Лус, медленно прогуливаясь по тенистой аллее, — мы с ней даже не знали о существовании друг друга. Как хорошо, что Дульсе увидела меня по телевизору и мы встретились. А иначе наши родители, скорее всего, продолжали бы до сих пор жить отдельно. Завели бы свои семьи...»
Затем мысли Лус перешли на этот панический необъяснимый страх, который преследовал Дульсе с того самого утра, когда она пошла порисовать на берег моря.
«Какая она все-таки еще дурочка, — думала Лус. — Ей померещились те бандиты с лодки, и где! В Мехико, в центре города, у Академии художеств! Бред какой-то!»
Лус потратила в общей сложности несколько часов на то, чтобы убедить сестру в том, что эти преступники ей просто почудились. Тем более бредовой ей казалась идея, что эти люди преследуют Дульсе, что они смогли разыскать ее и теперь непременно попытаются убить. «Это гены тети Кандиды, — подумала Лус, — та ведь тоже в молодости, говорят, была со странностями».
Лус целиком погрузилась в эти размышления и неторопливо шла по аллеям парка. Вдруг она заметила, что одну и ту же фразу мысленно проговаривает четвертый или пятый раз... Что-то постороннее вторгалось в ее сознание и не давало сосредоточиться уже несколько минут... Она очнулась, огляделась вокруг и сразу поняла: музыка. Если это можно было назвать музыкой! Незатейливая, несколько вульгарная мелодия умудрялась одновременно быть заунывной и назойливо-слащавой. Доносившееся пение было вполне слаженным, но звук слегка расстроенного и дребезжащего фортепьяно заглушал слова. Хор умолк. Теперь солировало сильное сопрано, и слова отчетливо отпечатались в сознании Лус:
«Господи! Какая мерзость! Разве можно ТАКОЙ голос пачкать о подобные мелодию и слова», — пронеслось в голове. Но ведь это об Иисусе. Обычно равнодушная к религии, Лус неожиданно для себя самой перекрестилась, губы сами собой прошептали: «Господи Иисусе Христе, прости мне греховные мысли. Всяк славит тебя, как умеет!» Между тем хор продолжал уныло повизгивать под отвратительные звуки. «Нет, это не псалмы царя Давида! Терпелив Господь, — в голове девушки мысли христианки перемежались с мыслями современного делового человека: — Если б подобная «хвала» воспевала обычного человека, с хорошим адвокатом он мог бы содрать с сочинителей приличные деньги за оскорбление своего достоинства. Велика милость твоя, Господи, если Ты сносишь такое». Снова соло. Удивительно знакомый голос! «Ой, неужели Чата!» — Лус была настолько потрясена мыслью, что это может быть ее однокурсница, одна из лучших студенток на курсе, что тяжело опустилась на подвернувшуюся кстати скамейку. Она лихорадочно силились что-то понять.