Роза и Рикардо - страница 64

— Вы спрашиваете меня, зачем я не католик? А я хочу, пусть каждый из вас спросит себя: «Откуда ты знаешь, что ты католик?» И не я вас прошу об этом. Просит вас апостол Павел. И об этом почти две тысячи лет просит. Разве не послал он письмо в Коринф? Разве не писал он: «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно и не было между вами разделений»? Все мы вместе - тело Христа. А разве разделился Христос части? Мы должны желать единого тела Христа, а не множества созданных людьми сект. Я не католик, я христианин. И вы, сидящие передо мной, все христиане. Все мы — церковь Христа, все мы тело Христа...

Лус подошла к эстраде сзади, ей пока ничего не было видно. Она сделала несколько шагов влево и остановилась, разглядывая собравшихся. Скамьи для зрителей не были заполнены и наполовину. В дальнем углу дремал старый индеец; сомбреро съехало набок, кажется, он был не вполне трезв. Перед ним сидела женщина с ребенком на руках, на лавке к ней прислонилась девочка лет четырех, а рядом крутились два мальчугана постарше. Молодежи было мало; из всех выделялись два молодых человека с постными лицами, ровесники Лус. Почему-то они казались похожими на янки, может, из-за своих строгих костюмов с галстуками и белых рубашек? Группа тощих старух, одетых во все черное. Аудитория разношерстная и довольно живописная. Дульсе эта публика наверняка бы пришлась по вкусу. На передней скамье сидели Тереса Гутьеррес и еще три однокурсницы Лус по консерватории. На них были белые платья, резко выделявшие девушек среди собравшихся. Собственно, из-за Тересы Лус и не решалась занять место на скамейке; ей почему-то не хотелось показываться на глаза подруге, ведь это Лус дала проповеднику ее телефон. Между тем подруги, свидетелем «музицирования» которых только что была Лус, похоже, вполне спокойно относились ко всему происходящему. Впрочем, слово «спокойно» к хохотушке Тересе вообще неприменимо. Вот и сейчас радостная улыбка не сходила с ее довольного лица, отчего ее симпатичная круглая мордашка казалась еще более курносой. Вот почему домашние и подруги прозвали ее Чата — «курносая».

Проповедник, все еще невидимый для Лус, тем временем продолжал:

— Зачем я стал христианином? Как и все вы, я родился тоже христианином. Еще ребенком я любил Христа, потому что так научили меня родители, но не знал, ЧТО есть Христос. И вот однажды Он явился мне во сне. Спаситель смотрел с неба и скорбел, так как люди погрязли в грехе. Я видел, что ни один человек не поднял вверх голову, чтобы видеть Христа. Все смотрели вниз и копошились в своих делах. Крупные слезы Спасителя капали на меня. Мне стало нестерпимо жаль Его. Мои слезы смешались со слезами Христа и лились вниз как река. Люди смотрели только на свои заботы и проклинали дождь. Лишь я один знал, что это святой дождь, это Христос плакал по ним. Я взмолился к Христу: «Отче, пусть я всегда буду любить тебя, плакать с тобой и не отвернусь лицом от тебя».

Публика слушала внимательно. По впалым щекам высохшей от времени старушки, сидевшей сразу за подругами Лус, текли слезы. Даже Тереса уже не улыбалась, но лицо ее, казалось, выражало недоверие говорящему.

«Интересно, как выглядит этот доктор Гонсалес?» — думала Лус, но подойти и сесть с подругами все-таки не решалась. Она еще раз обвела взглядом аудиторию, подыскивая себе местечко, и только сейчас заметила еще одну скамью, стоявшую несколько в стороне и почему-то боком к остальным. «Как ложа в театре», — подумала девушка и направилась к этой скамье. Скромно одетый пожилой мужчина, сидевший там в одиночестве, поднял навстречу Лус большие печальные глаза. «Духовник тетушки Кандиды, — сразу узнала его девушка, хотя раньше видела его только в облачении. — И лицо у него в точности как на том рисунке Дульситы. А ведь раньше я удивлялась, зачем тетушка повесила на стену такой неудачный портрет».

— Добрый вечер, падре Игнасио, — шепотом проговорила Лус, присаживаясь рядом.

Священник приветствовал ее легким кивком.

— Мы обязаны любить Спасителя, потому что мы Ему принадлежим. Иисус купил нас всех ценой своих страданий.