Рождение человечества - страница 14
отличии человека от животного. Антропологам, занятым проблемой антропогенеза, явно не хватает философской масштабности мышления, не хватает объединения проблем антропогенеза и социогенеза. Человек ими представляется как продвинутое животное, а животное – сильно отставший в своем развитии человек. Переход от животного к человеку они растягивают в «цепочку», которая ничего не объясняет. В каком ее «звене» двуногое существо стало человеком? Это зависит от того, по какому критерию определять человека. Чаще всего выдвигаются три критерия: 1) прямохождение; 2) кисть, приспособленная к изготовлению орудий; 3) высокоразвитый мозг55. Но разве есть в природе такой закон, что животное не может быть прямоходящим? Или разве животные не изготавливают орудий, в том числе обезьяны, чья кисть не слишком отличается от человеческой, во всяком случае, позволяет им брать в руки палки и камни? Наконец, как определить, что мозг уже достаточно развит, чтобы считаться человеческим?
Нелепо думать также, что если по отдельности эти критерии не работают, то они могут оказаться действительны в своей совокупности. Они могли бы составить необходимую сумму предпосылок для появления действительного критерия, или входить в неё наряду с другими признаками, но сам по себе искомый критерий должен от них качественно отличаться. Только так работает диалектический закон перехода количественных изменений в качественные, а иначе это никакая не диалектика, а редукционизм. Но что это может быть за критерий?
Декарта, которого потомкам легко упрекать в незнании чего-то и связанных с этим ошибках, все же трудно упрекнуть в ненаучности мышления, хотя бы потому, что методические основы современного научного мышления заложил именно он. В его «Рассуждении о методе» записано первое правило «логики»:
«Первое – никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т. е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению»56.
И если далее в том же произведении Декарт принимал за истинное «разницу между человеком и животным»57, то, стало быть, эта разница была для него очевидна. Но разве не очевидна она также и для нас? Разве со времен Декарта животные заговорили или засвидетельствовали нам при помощи каких-то других, неречевых знаков свои мысли? Знаменитые «говорящие» обезьяны при внимательном и беспристрастном изучении вопроса нисколько не опровергают, а лишь подтверждают неспособность животных к речи: во-первых, они не «говорят» в условиях дикой природы, т. е. естественных для своего вида; во-вторых, даже принимая во внимание, что они способны перенимать «язык» друг у друга, его первоисточником для них остается человек; в-третьих, – и это, пожалуй, самое важное, – никто из них не оказался способен перешагнуть уровень развития речи двухлетнего ребёнка, а это значит, что у них нет перспективы для развития речи, и, стало быть, их причастность речевой способности не больше, чем обитающих в городах птиц – архитектуре.
Мы говорили об антропологах, но эту же самую ошибку – игнорирование качественной грани между животным и человеком и представление ее в виде постепенного перехода – совсем не обязательно плавного: многие видят разрывы и скачки, но не как цепь отрицаний – совершают ученые, исследующие глоттогенез. За последние годы вышло немало книг, в которых затрагиваются вопросы происхождении речи. Чаще за рубежом, но нельзя не отметить тот положительный факт, что эти книги довольно быстро переводятся на русский, издаются в России и, в общем, доступны. Думаем, что это свидетельствует о значительном интересе к данному вопросу58.
Нам ни к чему останавливаться на анализе этих работ. Достаточно сказать, что каждая из них предлагает собственную концепцию происхождения языка. Всего же различных теорий происхождения языка по крайней мере несколько десятков. Уже сам факт, что за короткий промежуток времени появляется множество различных работ, посвященных одному вопросу, каждая из которых строит собственную теорию, не похожую на другие, говорит о многом, ведь в действительности глоттогенез имел место единожды, и ответ может быть только один. Само такое положение дел подталкивает ученых к выводам в духе позитивизма и утилитаризма, и некоторые их, действительно, делают. Например, один из авторов, Светлана Бурлак, на сайте Антропогенез. РУ, в авторский коллектив которого она входит, рассматривая вопрос о грани между языком и неязыком, приходит к выводу: