Рождественская оратория - страница 37

стр.

— Потолкую с папашей.

И вот Арона пригласили зайти домой к Сплендидову отцу, и он увидел большущий радиоприемник.

— Замечательное дело, — обронил безногий и покрутил ручки. — Ты когда-нибудь слыхал про любительские радиопередатчики?

И потихоньку-полегоньку они сумели заманить Арона в Суннеское общество радиолюбителей, которое основал Сплендидов отец. Собирались они в теплице у садовника Фелльдина. Антенну поднимали на верхушку флагштока во дворе, а сами сидели в духоте теплицы, под рескриптом Его величества, дозволявшим им владеть передатчиком, среди сумбура проводов и наушников, кофейных чашек и булочек.

Писк, свист, треск — из Европы, а порой из Америки и Африки. Они сидели на стульях в тепле возле поникших томатов и верениц гераней, хризантем и бархатцев, крутили ручки настройки, теребили провода, а снаружи громоздились сугробы, давили на стеклянные стены.

Однажды они получили подтверждение связи — издалека, аж из Новой Зеландии. Конверт пустили по кругу, чтобы все рассмотрели марку, потом Слейпнер вскрыл его, отпил глоток кофе и быстро прочитал вслух письмо, кое-кто даже понять не успел.

— Кончай форс давить, — сказал садовник Фелльдин, которому хотелось поскорей разделаться с письмом. Его интересовал сам передатчик, а не какие-то там письма, он хотел услышать, как прошли сигналы, какие улучшения можно предпринять, карточка же подтверждала только, что аппарат у него хоть куда.

С Ароном было по-другому. Устремив взгляд в темноту за стеклянными стенами, слушая треск печки за спиной, вдыхая запах влажной земли и мокрой шерсти, он отделился от своего тела. Далекое приблизило его к Сульвейг.

Удивительное письмо, сигнал, преодолевший непостижимые расстояния, оно подтверждало что-то, что он знал и все время предчувствовал, ведь сиротливый писк и треск шли из пространства вовне, а в этом пространстве обреталась Сульвейг. Слушать — это все равно что творить молитву, и Арон лучше других умел истолковывать знаки, осваивать их. Часто он досадовал на Слейпнера и Фелльдина, которые поворотом ручки заглушали сигналы, как раз когда он начинал обнаруживать порядок в их загадочных посланиях.

Написал, а вернее, надиктовал это письмо новозеландский фермер-овцевод. Жил он на ферме, вместе с сестрой, по имени Тесса. У них было четыре сотни овец, но летом, которое скоро кончится — вы только послушайте, вздохнул Слейпнер, — оставалось время и на это новое увлечение. Раньше ему случалось устанавливать контакт с Австралией и Индией, а уж на такую удачу, как эта, он никогда и надеяться не смел. Буду очень рад продолжать контакты и впредь, а особенно будет рада моя сестра, которая пишет эти строки, потому что моя собственная рука в лубках, после несчастного случая. Изгородь ставил. Подписал Роберт Шнайдеман рукою Тессы.

— Кто-нибудь хочет прочесть сам?

Фелльдин быстро пробежал письмо глазами.

Связь установлена, и точка. Юно Ланц, кладовщик фабриканта Юлина, крутил листок так и этак, по-английски он не понимал, но нельзя ли ему взять марку?

— Нет, — отрезал Фелльдин. — Думаю, нам надо складывать письма в особый ящик. Может, их в конце концов много наберется, вдруг мы выстроим большую контактную сеть. А если отдавать марки, письма будут рваные.

— Так можно отмочить, — сказал Юно, — я сколько раз так делал.

— Текст испортится.

Арон разбирал письмо, дело спорилось, он откашлялся:

— А кто возьмется ответить на письмо? Ведь ответить-то нужно, так?

Фелльдин подбросил в печку дров.

— Вот ты и возьмись, — сказал он Арону. — Ты же знаешь английский.

— Кто? Я? Мне и писать-то не о чем.

— Да таким людям можно писать что угодно, — фыркнул Фелльдин.

Тут он и скажи свое:

— Нет. Нельзя. Дальних контактов бояться надо. Сильно.

Он закрыл глаза и принялся листать старый атлас, который он и Сульвейг так часто рассматривали вместе с детьми, сидя под вечерней лампой. Он помнил, как она показывала на американские штаты, говорила о поездках к маленьким, едва заметным точкам на бумаге. Вот тут есть мельница на реке, да, это река, хоть и не верится, широкая, медлительная река, однажды вечером мы сидели на берегу — папа, Слейпнер и я… Аккурат перед тем, как он исчез, мне было всего пять лет, мы удили рыбу, разложили костер на берегу, мама и он молчали, я перепугалась, ничего не могла понять и до сих пор не понимаю…