Рождество у Шерлока Холмса - страница 46

— Как же вам такое в голову пришло, проводить спиритический сеанс в театре?

— А где же ещё?! Вот ты сидишь тут, в своей аптеке — и не знаешь, что вокруг происходит. Вся Москва в страхе, в театре актрис убивают. Уже двух нашли после спектакля мёртвыми.

— И как только тебя Пётр Сергеевич отпустил, он же разумный человек, — да, такое Анне и в голову прийти не могло, что хохотушка Лизавета ввяжется в историю с убийствами.

— А брат и не знал ничего. Пошла в театр, и всё. Он же, как ты — дальше своих книжек и монгольских черепков ничего не видит. К тому же я не одна была, он со мной своего секретаря отпустил, Истомина. Помнишь его, вечно пасмурный такой, в очках? Нет, Анхен, ты только представь — пустая сцена, по центру стол стоит. Горят свечи, занавес вдали, почти чёрный. И нас — семь человек по кругу. За руки взялись, а тут свеча затрещала и медиум такая: «Дух близко! Не шевелитесь, иначе быть беде!», — Лиза махнула рукой и перевернула чашку, остатки чая выплеснулись на юбку: — Ох, ты, дрянь какая, на новое платье!

— Постой, какой ещё медиум?

— Не какой, а какая — это женщина. Знаешь такого, доктора Берла, у него ещё санатория для нервических больных? Это он её привёл, мадам Бетину. Сильна она, а уж страшна-то как! У меня от неё мурашки по коже.

— Господи, Лиза! Доктор с медиумом, секретарь Истомин… Кто ещё у вас там в кружке?

— Ну, кроме меня, ещё актриса Туманова, её ухажёр — чаеторговец Кашин и Владислав Зайончковский.

— Постой, это тот Зайончковский, спектакли которого запретили в столице? Писатель?

— Драматург. И не запретили, а только пригрозили, что запретят. Это надо видеть, как он читает свою пьесу! Знаешь, тебе бы одного раза хватило, я вот уверена — одного-единственного раза, чтобы бросить все свои мензурки, кошку, пироги капустные, пациентов золотушных. Я могу его часами слушать. Да что там часами! Всю жизнь бы рядом просидела. Замуж за него хочу!

— А что, он уже позвал?

— Нет, пока. Но надеюсь, что скоро позовёт. И я, собственно, именно поэтому к тебе и пришла. Пока вся эта история длится, Владиславу просто не до меня. Нет, он нежен, конечно, но отвлечён. Я хочу, чтобы ты с этими убийствами разобралась.

— Я?! Лиза, для этого есть полиция и сыщики.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста! Ну, хотя бы сходи со мной сегодня на спектакль. Мне твой совет просто необходим. Вдруг я попала в тёмную историю и меня нужно срочно выручать? Ты же в гимназии лучше всех с загадками справлялась. А эта твоя особенность — людей с деревьями и цветами сравнивать, она бы сейчас очень кстати была. Я помню, что похожа на жасмин.

— Не на жасмин, а на жимолость. Lonicera — растение красивое, Лизавета, но в обиходе почти бесполезное… Ладно, пойду сегодня с тобой в театр. Всё равно теперь не успокоюсь, пока не пойму, во что ты умудрилась ввязаться.

Нападенія на зрителей продолжаются! Послѣ каждаго спектакля въ театрѣ «Летучая мышь» находятъ изуродованный трупъ и увядшій цвѣтокъ лиліи. Досужіе языки связываютъ преступленія съ участіемъ въ постановкахъ актрисы Тумановой. Тѣмъ не менѣе, интересъ публики не ослабѣваетъ, постановки проходятъ съ неизмѣнными аншлагами. Преступникъ неуловимъ, полиція въ растерянности.

Русское Слово, декабръ 1909 годъ

— Дорогая моя, Анна Карловна, — пешка на доске робко шагнула на соседнюю клетку, — возможно, именно вы сможете мне связно донести, что же всё-таки случилось вчера в театре?

Вот уже час они мучили шахматную доску, кружа и приглядываясь друг к другу, как два осторожных хищника. Никто не спешил атаковать первым.

— В театре было очень душно, как в оранжерее, — Анна чуть подалась вперёд, — Пётр Сергеевич, вам действительно нужно знать подробности, или — это всего лишь праздное любопытство?

— Помилуйте, фройляйн Анхен, позорно попусту любопытствовать! — Пётр Соболевский, несмотря на невысокий рост и изящную комплекцию, голос имел неожиданно низкий и глубокий: — Алексей, после возвращения из театра слёг с лихорадкой. Что же касается Лизаветы, то если бы меня вдруг заинтересовали наряды барышень или скажем, причёска актрисы Тумановой, то я, несомненно, именно к Лизавете и обратился. Значит, остаётесь одна вы.