Розовощекий павлин - страница 2
Крик осенней жабы из овса…
"Какой смелый поручик Фет!» – воскликнул артиллерист Лев Толстой.
Писать красиво нужна особая смелость. Она была, кстати, и у Северянина – так ее ему не простили (смелость, а не красоту). Право на красоту оставили, быть может, одной Белле Ахмадулиной. Она его подтвердила. Но даже ей я не мог доказать поэзию, скажем, Владимира Казакова. Глухо.
Смелость красоты в ее обреченности. Красота не спасет мир, она его не разрушит. Нежностью и красотой Сергей Вольф преодолевает тюрьму ленинградского вкуса.
Вот и все, что обломилось мне…
Если и не трагедия, то подлинная печаль свободы.
Июнь 2001
I
* * *
И.Р.
Душа моя, закатанная в кокон,
Не липни к стеклам, не ютись у окон,
Через оконной клети переплет
Прожмись наружу клоунским усильем,
Дай распушиться проржавевшим крыльям,
Даруй мишень тем, кто стреляет влет.
Душа моя, комарик мой полночный,
Барометр застылый и непрочный,
Взлети под фонари, под облака,
Дремотный локон встретится едва ли,
Зато увидишь сверху, как в подвале
Скрипит перо седого двойника.
Душа моя, забудь его восторги,
Пугливый лучик взгляда из-за шторки,
Унылый риторический размах,
Коснись звезды, отпрыгни от кометы,
Их ось – одна, точнее нет приметы,
Песок небесный скрипнет на губах.
Душа моя!
Мой ангел невесомый!
При прочих равных – по небу несомый
Усилием невысказанных слов,
Не бойся звука булькающей дроби,
Рискни коснуться инородной крови,
Межзвездной речки, выпавшей из снов.
* * *
Каналы и реки тебя окружают, и лужи,
И храмы, и бани, и корты, и банки, и слюни,
И снег, и менты, а твой голос все выше и уже,
И тоньше, чем нитка, прозрачней, чем небо в июне.
Капканы и зэки тебя не волнуют, однако
Монтень пострашней, и Рембо, да и Франкл пугает,
Но, может быть, все это не на беду, а во благо,
Хоть благо невзрачно и словно бы тень – убегает.
Твой голос все тоньше, ему паутина – преграда,
Он в трубке видней и слышней, чем при схватке в постели,
Страшнее, чем вздохи, когда мы сбежали из сада,
Там было тепло, только мы-то тепла не хотели.
Качается день, и бутылка стоит в подворотне,
Граммов там восемьсот, значит, кто-то сбежал, чтоб не спиться.
Ах, как кричишь! Стало быть, веселишься сегодня.
Голос твой дребезжит, словно велосипедная спица.
* * *
Терзания оптический прицел
Седьмой десяток на меня направлен,
Я беден, спился, одинок, затравлен,
Головкой бел, но словно целка – цел.
Где теннис, где вино, где акт в ночи,
Где акт во дню и глаз, слезой прикрытый,
Где чай, Монтень, прыжки огня в печи,
В обнимку сон и гром, дождем умытый?
Но оказалось – не было души,
А с детства – мне подаренные нервы,
Они преобладали в зоне спермы,
Они не подсказали – не греши,
Они мне предлагали только крик,
Мышиный страх и рай самообмана,
И только иногда – душевный блик
И всплеск его, как фига из кармана.
Что с механизмом внутренним теперь?
Долить в него солярки или масла?
Иль так взломать для алкоголя дверь,
Чтобы свеча взбрыкнула и погасла?
* * *
Лунного затменья полоса,
Обалдевших чаек голоса,
Крик унылой жабы из овса, –
Вот и все, что обломилось мне, –
Оселок замшелый на окне
И овцы прозрачные глаза.
Полустон вращения Земли,
Полусон моллюска на мели,
Слизь плаценты, шарканье туфли, –
Вот и все, что обломилось мне, –
Паучок с письмишком на стене,
Полукуры-полужуравли.
Высушенный крестик в небесах,
Две тычинки, пестик – на весах,
Храм мой – псевдовестник – весь в лесах, –
Вот и все, что обломилось мне, –
Коврик в клетку – тенью на луне,
Две слезы – на зыбких полюсах.
* * *
Вернись на море –
Рыбка эта
Который год упорно ждет,
Когда с косым углом рассвета
Печальный Волк ее придет
И, опершись на древний мостик,
На тучу, тяжкую как ртуть,
Легонько взяв ее за хвостик,
На воздух выведет взглянуть.
Идут аллеей Лев и Рыба
(Но Лев и Волк – одно лицо),
Восторг вернувшегося Крыма
Или Кавказа – налицо.
Их земли снова плодоносят,
Их горы снова в облаках,
И птички маленькие носят
Льва с Рыбой на своих руках.
Им наплевать на совместимость,
Или отсутствие ее,
На вздор стихий, необратимость,
Сознание и бытие,
Что им терновник и иконы,
И войны на глухой земле,
Что им материи законы,
Когда Лев с Рыбой – на крыле?
Они парят, смеясь и плача,
Наивно пробуя решать –