Розовощекий павлин - страница 9
Уродует сравненья чистоту,
И эта ночь все тот же носит знак,
И слезы мне не приструнить никак.
Чугунного забора кружева –
Все те же, и калитка та жива,
Но рыба из алкейского пруда –
Совсем не та, не та, не та, не та,
И нет качелей, ленточек морских,
И ветер, развевавший их, затих.
Где твой платочек, смоченный в слезах?
И где оркестр пьяных трубачей?
А в том углу мать-с-мачехой цвела.
И кто-то пел из дымного угла,
И в круглый пруд небесный тек ручей,
Но весь иссяк и умер на глазах.
Машина дремлет, лежа у пруда,
Я сквозь аллею вижу особняк,
Деревья так черны и высоки,
А были раньше не длинней руки,
Был старый дуб, но сжался и обмяк,
Осел и канул в землю навсегда.
Ночная паутина не видна,
Но прилипает к пальцам и щеке,
Из окон – шорох мягких покрывал,
И женщина проходит вдоль окна,
Чугунная калитка – на замке.
Не я закрыл – и я не открывал.
* * *
Но розовый можжевельник
Мотался, сгорая в костре,
И придурковатый бездельник
Стенал по порочной сестре.
И кто-то все время мужался,
И челядь ломилась в окно,
И мальчик в Карелии ссался,
Забравшись в чужое кино.
И посох, слепой как лампада,
Стоял как слепой на пути,
И равная горю досада
Тебе не давала уйти.
* * *
…и поступь крысы ледяной,
На стенках иней золотой,
Снег валит,
Но почти темно,
Дрожит
Разбитое стекло.
Двором блокадным санный скрип,
Там, где подтаяло, –
Как всхлип,
И, как фарфоровый сосуд,
К покою
Мальчика везут.
Двор наклонился,
Сани мчит,
Полоз то стонет,
То пищит.
Удар о стену,
Тишина,
Но мне все кажется:
Война.
* * *
Ртутный столбик у забора,
Сжатых губ на перекрестке
Удивление,
Сомненье –
Вот и кончилась война.
Мы выходим из узора,
Из распаха на известке,
А вокруг –
Столпотворенье,
И не осень, но весна.
Мертвой хваткою схватила
Эта маленькая лапка,
Перепончатая дважды.
Что же делать? Как тут быть,
Не поеживаясь зябко?
Лишь собою оросила
И тихонечко спросила:
"Как нам дальше
Плыть да плыть?»
III
* * *
дочери Лене
Презентум неба – тонкий переплет,
Где сумма знаков кратко излагает,
Что есть, по сути дела, перелет,
И он бессмыслен или помогает.
Что́ есть крыло из кружева костей
И что́ есть взмах, а что́ – недвижны крылья?
(Сравнение ладоней и горстей
И воздуха – пустот и изобилья.)
Что́ даст крылу горячая струя?
Не лучше ль антиподка ледяная?
Что́ есть в миру беспомощность ружья?
И что́ оно, – когда судьба иная?
Соотношенье выбора с судьбой,
Стремления души – с предначертаньем.
Что лучше – воздух строго голубой
Или с иным словесным сочетаньем?
Как сладостен прочтения полет,
Разгадывание небесных знаков,
И как душа под перьями поет,
Всё выплакав и всё же вновь заплакав.
Вертит зеро, вся выгнувшись, Земля,
Всё удаляясь и всё умаляясь.
Небесные потоки шевеля,
Лежит крыло, другому умиляясь.
Как жаль бросать этажную нору,
Сердечко закудахтало от боли,
Но в поднебесьи – не в замшелом поле –
Благие слезы гаснут на ветру.
* * *
Н.Е.
Бог, пролетая надо мной,
Был с толку сбит моим занятьем,
А именно: я с женским платьем
Обнявшись, плакал под луной.
Произносил ему слова,
Напоминающие вздохи,
Осколки блюзовой эпохи,
Спиричуэлс «Всё трын-трава»,
И платье отвечало мне
Покачиванием и смехом,
И я, пришпоренный успехом,
Секунду побыл на коне.
Ах, как же исхудала ты,
Как кисть моя легко сжимает
То, что рука не обнимает
Две сотни лет за полверсты.
Шепчу в лесу и за столом,
В воде меж бревен и в болоте
И все не нахожу в полете
Тебя – с ободранным крылом.
…Но вдруг пишу не оттого,
Что не выдерживаю боли.
Но навожу...
Не станет боле
Тебя и дома твоего.
* * *
Иногда закрывала ты дверь с ужасающим скрипом,
Оставляя меня то с одной, то с другой стороны,
И любая из них моим наполнялася всхлипом
Еле слышимым, или смешком тишины.
И в любой из сторон я ютился, едва замечаем,
Был мельканием глазу или мельканьем душе,
Я сгорал как ворсинка, но твой угол был неосвещаем,
Я как мышь обмирал на двухсотом чужом этаже.
Тень бродила прихожей, я видел ее через доски,
Или рядом стоял, – тень бродила, вздыхая одна,
Ты одна и была, в той прихожей, в расплавленном воске,
Словно водоросль колыхаема ветром со дна.
Плыло облако с Мойки, ломилось в протертые двери,
Уминалось, сползало, плесневело, текло по стене,
И катился комочек слезы отраженьем потери,
Не даримой вчера, но внезапно подаренной мне.