Розы и хризантемы - страница 12
Надо мной стоит мама.
— Нас опять выгнали, да?
— С чего ты взяла? Никто нас не выгонял.
— А почему наша кровать стояла на лестнице?
— Это тебе приснилось.
— Как это — приснилось?
— Во сне приснилось.
— Нет, мне не приснилось. Я сама видела.
— Не выдумывай, спи, ради бога.
Мама стучит к тете Наташе.
— Входите, — слышится сонный голос.
Мама открывает дверь, подталкивает меня.
— Наталья Григорьевна, ничего, если я вам Светку подкину?
— А… Давайте, давайте, — отвечает тетя Наташа, приподымаясь на постели.
— Не помешает она?
— Да нет, что вы. Пусть нянчится с Верушкой.
— Если надоест, гоните ее, не стесняйтесь.
Мама уходит. Тетя Наташа смотрит на часы.
— Я, пожалуй, еще посплю, — говорит она, позевывая. — Если Верочка проснется, дай ей ту бутылочку, ладно? Покачай, если будет плакать… — Она отворачивается к стенке и натягивает одеяло на голову.
Я сижу у Верочкиной кровати и жду, пока она откроет глазки. Я люблю играть с ней. Она уже умеет сидеть и даже встает в кроватке, цепляясь ручонками за сетку. Может, если немного потрясти над ней погремушкой, она побыстрей проснется…
— Покорми, только осторожненько, чтоб не захлебнулась, — бормочет тетя Наташа сквозь сон.
Выпив молоко, Верочка встает и тянется ручонкой к ножницам, которые лежат на столе. Наверно, ей нравится, что они такие блестящие. Я протягиваю ей ножницы, она тотчас засовывает их в рот и принимается грызть беззубыми деснами. Мы смотрим друг на друга и смеемся.
— Ой, времени-то, времени! — говорит тетя Наташа, подымаясь. — Что ж ты меня не будишь? Скоро наш папка придет, а я и не начинала готовить! Чего бы мне такого побыстрей сообразить? — Тут она замечает ножницы у Верочки в руках. — Ах ты, господи! Как она до них дотянулась? Вот проказница! Это я небось на этажерке оставила… — Она забирает у Верочки ножницы, кладет их на стол и выходит на кухню.
Верочка, лишившись ножниц, принимается плакать. Я трещу над ней погремушкой, качаю ее, но она от этого ревет только громче. Я опять протягиваю ей ножницы, она тут же запихивает их обратно в рот и успокаивается. Слезки сверкают в глазах, но плакать она больше не думает.
— Да что же это! — говорит тетя Наташа, снова появляясь в комнате. — Это уж ты ей дала!
— Нет, — говорю я, — она сама взяла.
— Не выдумывай, не могла она взять! — Она отбирает у Верочки ножницы и на этот раз прячет их в шкаф. — Эдак ты мне дитя без глаза оставишь, горе-нянька!
Мне стыдно — не оттого, что я соврала, а оттого, что она догадалась. Хорошо еще, что она не вспомнила, что и в первый раз ножницы лежали на столе.
Приходит Николай Афанасьевич и приносит с собой большой зеленый мяч. Тетя Наташа кладет мяч на тарелку.
Верочка опять спит. Маленькие дети только и знают, что спать. Я сижу на диване. Николай Афанасьевич выходит из комнаты.
— Тетя Наташа, что это?
— Ты не знаешь? Арбуз.
— Его едят?
— Конечно, едят.
Они обедают. Потом тетя Наташа разрезает арбуз. По красной сахаристой мякоти стекает сок. Я жду, может, и мне дадут попробовать. Наверно, очень вкусно. Я смотрю, как арбуз кусок за куском исчезает. Но ведь весь сразу они не смогут съесть. Хоть немножечко, наверно, оставят. Наверно, оставят…
Тетя Наташа и Николай Афанасьевич разговаривают, смеются и не замечают меня.
— А Верочке можно арбуз? — спрашиваю я.
Тетя Наташа не отвечает, берет последний кусок и съедает. В тарелке остаются зеленые корки. Тетя Наташа протягивает их мне.
— На, иди выбрось.
Я беру тарелку, выхожу в коридор и принимаюсь грызть корки. На некоторых осталось немного розовой мякоти. Я съедаю все — и розовое, и зеленое. Я так хрумкаю этими корками, что даже не слышу, как в квартиру входит мама.
— Что это ты тут ешь?
— Арбуз.
— Боже мой! Да это же корка! Кто тебе дал?
Я опускаю голову и молчу.
— Ну, ты что, онемела? Я кого спрашиваю?
— Я сама взяла…
— Что? Не слышу!
— Я сама взяла.
— Как взяла? Как взяла! Да кто тебе позволил! Это же гадость, это не едят! Хочешь заболеть? Хочешь, чтобы у тебя разболелся живот? Ну что за наказание! На минуту нельзя оставить! Ну, как вам это нравится — схватила какую-то дрянь и жрет!
— Я ей дала выкинуть, — объясняет тетя Наташа. — Вот уж не думала, что она станет есть. Кто же это ест?