Рудольф Нуреев на сцене и в жизни. Превратности судьбы. - страница 12

. Будучи военным комиссаром, Троцкий настаивал на пополнении рядов новой Красной Армии бывшими офицерами царской армии. Чтобы гарантировать их лояльность, он с помощью политических комиссаров обеспечил надзор и шпионаж за ними; любой приказ вступал в действие лишь при наличии двух подписей. Отношения между регулярными офицерами и политическими комиссарами с самого начала преисполнились подозрительности. (Если офицеры отчитывались перед Комиссариатом обороны, комиссары подчинялись непосредственно Центральному Комитету Коммунистической партии.)

В разгар «большого террора» в 1937 году ряды комиссаров росли. Кроме учебной деятельности, Хамет был обязан укреплять моральный дух солдат и участвовать в любых военных операциях в своем районе. Даже будучи комиссаром низкого ранга, он пользовался всеми благами, предоставленными армейским офицерам: получал вдвое больше среднего служащего — около пятисот рублей в месяц, имел лучшие бытовые условия, пользовался медицинскими услугами, специальными школой и магазинами, предлагавшими труднодоступные товары.

Но все же в то время, когда для обвинения было достаточно одного подозрения, никто, даже политический комиссар, не был гарантирован от репрессий. «Я уволил 215 политработников, многие из них арестованы, — телеграфировал Сталину в июле 1937 года Лев Мехлис, главный политический комиссар и палач Красной Армии. — Чистка политического аппарата далеко не закончена, особенно нижних рядов…» И действительно, в тот месяц, когда родился Рудольф, чистка армии была в разгаре, особенно в районе расположения части его отца, куда вскоре прибыл сам Мехлис. С 1937-го по 1938 год были уничтожены, как минимум, сорок пять процентов командного и политического состава армии и военно-морского флота; прямо накануне Второй мировой войны офицерскому корпусу был нанесен серьезный ущерб. Сталин фактически уничтожил больше собственных старших офицеров (от полковника и выше), чем гитлеровские войска во время войны.

Вряд ли в таких обстоятельствах Хамету Нурееву удалось сохранить руки чистыми. Даже если он сам не расстреливал других офицеров, то обязан был доносить тайной полиции о предполагаемых предателях и информировать партию о любом недовольстве. По мнению историка Красной Армии Марка фон Хагена, Хамета, возможно, послали на Дальний Восток, чтобы как-то добиться стабильности в потрясенной террором армии, и это весьма серьезное назначение свидетельствует о заслуженном им доверии.

Более полное представление о роли Хамета в чистках составить трудно — семья его никогда не была посвященной в детали, лишь в 1990-х годах очень осторожно начали открывать архивы. Чтобы стать и остаться политруком, Хамет должен был демонстрировать неизменную преданность партии и слепую приверженность постоянно меняющимся требованиям дня. В моменты решительных действий он обязан был подавлять в себе любые сомнения Хотя у него практически не оставалось выбора, лишь подчиняться ради сохранения собственной жизни, он все же выжил, несмотря на ужасные обстоятельства. В этом смысле — пожалуй, только в этом — его сын пошел в отца.

В июле 1939 года, когда Рудольфу было шестнадцать месяцев, отца перевели в Москву. Семья снова села в транссибирский экспресс, остановившись на сей раз на несколько недель в военном лагере в Алкино на Урале. Алкино стоит поблизости от Асанова, и Хамет с Фаридой получили возможность показать Рудольфа — Рудика, как они его называли, — своим родственникам Фазлиевым.

В Москве семья стала жить получше. Здесь размещалось советское правительство^>18 и штаб-квартира ПУР (Политического Управления Революционного военного совета Рабоче-Крестьянской Красной Армии), где служил Хамет. Хамет отправлялся на службу в артиллерийское училище и умудрился получить для семьи квартиру прямо на другой стороне улицы в двухэтажном деревянном доме, окна которого выходили на железнодорожную западную пригородную линию. Маленькая комната на верхнем этаже стала их первым после рождения Рудольфа настоящим домом. Во дворе дети через забор могли видеть пробегающие поезда. По ночам тишину нарушали свистки проходящих составов, и, может быть, это разожгло в маленьком Рудике страсть к поездам.