Рудольф Нуреев на сцене и в жизни. Превратности судьбы. - страница 5

Вне сцены он тщательно режиссировал свою роль элитарного представителя зарождающейся культуры избранных. Обладая надменным величием крупной звезды, он не был лишен и земной хитрости своих татарских предков. Очутившись на Западе с тридцатью франками в кармане, он быстро сколотил капитал, который к моменту его смерти оценивался приблизительно в двадцать пять — тридцать миллионов долларов. Он установил для себя марафонский график, решив испробовать все, что есть в жизни. Он закутывался в шали «Миссони»^>7, носил сапоги высотой до бедра и кожаные штаны. Скупясь делиться с другими деньгами, он был самым щедрым артистом, отдавая всего себя зрителям. Своими уроками, репетиторством и постановками он вдохновил целые поколения танцовщиков и любителей танца.

На это Нуреев затрачивал колоссальную энергию, планируя выступления даже на последних стадиях СПИДа. Он никогда не думал об отдыхе и не планировал отдыхать.

В первый вечер 12 января 1995 года на аукционе царило приподнятое настроение. Из всех выставленных на продажу вещей семнадцать лотов составляли изношенные, грязные и изорванные балетные туфли, которые и вызывали максимальный ажиотаж. Нуреев не выносил расставания с любимыми туфлями, и эти заскорузлые ошметки кожи, сотни раз проклеенные, зашитые и снова склеенные, еще сохраняли запах сцены и пролитого трудового пота. Эти туфли связывали зрителя с исполнителем сильнее любой другой памятной вещи; их магическая сила многих впервые привела на аукцион, точно так же, как некогда танец Нуреева впервые привлек к балету множество новообращенных. Сам он при этом стал первой поп-звездой балета, мировой знаменитостью, столь же известной высокими заработками, как и летучими прыжками на сценах всего мира.

Предварительная оценка туфель оказалась на удивление низкой — за самые поношенные всего 40–60 долларов, а за несколько раз надетые — 150–200, что еще удивительней. («В очень хорошем состоянии, лишь слегка запачканные».) На выставке перед распродажей работники «Кристи» приклеили подошвы туфель к витринам двусторонней липкой лентой, погубив патину выступлений. Первыми были выставлены на продажу четыре белые туфли, оцененные в 150–200 долларов. Когда аукционер Кристофер Бердж начал торги с 1000 долларов, публика громко охнула. К концу вечера одна пара бледно-розовых туфель, изношенных, запачканных и оцененных в 40–60 долларов, установила рекорд — 9200, сопровождаемый воплями, рыданиями и аплодисментами изумленной толпы. Работники «Кристи» недооценили стоимость вещей, не приняв во внимание прославившую их жизнь.

Нуреев предсказывал, что у распродажи его имущества будет своя закулисная интрига. «Кристи» с самого начала планировал распродать содержимое его нью-йоркской и парижской квартир на следующих друг за другом аукционах в Нью-Йорке и Лондоне, но их пришлось отложить, поскольку одна из сестер и племянница Нуреева оспорили завещание в суде. Доход от продажи должен был поступить в два фонда, созданных Нуреевым в Европе и в Америке, один из которых главным образом по налоговым соображениям. Но родственники воспротивились его планам предоставить фондам распоряжаться его капиталом. Когда друзья Нуреева обвинили их в жадности, тем более что он оставил им деньги, они сослались на желание поместить вещи в музей. Нуреев оговорил в завещании, что музей его памяти должен быть создан в Париже, но вопрос о том, что туда следует передать, оставался предметом сомнений и споров. Пригрозив вообще запретить нью-йоркский аукцион, сестра Роза и племянница Гюзель согласились на компромисс: оба фонда должны выкупить для будущей экспозиции восемь костюмов и несколько пар туфель. Когда до начала нью-йоркского аукциона оставались считанные часы, всего за несколько кварталов от «Кристи» Гюзель, ее адвокаты и юристы фонда выбирали по каталогу вещи. Возглавляемый многолетним налоговым консультантом Нуреева американский фонд, которому уже пришлось улаживать иск одного из его многочисленных бывших любовников, страстно желал избежать любых дальнейших проволочек и скандалов. Хотя лондонский аукцион все-таки состоялся в следующем ноябре, обвинения и юридические разбирательства продолжались еще долго после окончания обоих аукционов.