Рудольф Нуреев на сцене и в жизни. Превратности судьбы. - страница 8

«Везде и во всем [Сталин] видел «врагов», «двуличие» и шпионство», — отмечал Никита Хрущев. Дети выступали против родителей, друзья и родные — друг против друга. Доносительство было в порядке вещей. Донос считался не только доказательством виновности, но актом патриотизма, хотя обвинения почти всегда были полностью ложными, порожденными страхом, пытками, завистью или злобой. Во времена «ежовщины», как называли кошмарные годы с 1936-го по 1938-й, «черные вороны» НКВД забирали жертв из домов по ночам, и о большинстве из них уже никто никогда не слышал. Многие исчезали с тротуаров, многие из трамвайных вагонов. Никто, пишет историк того периода, «кроме самого Сталина, не мог быть уверенным, что его не разбудит ночью стук в дверь, что его не вытащат из постели и не уведут от семьи и друзей… никто не мог быть уверенным, что не навлечет на себя следующего обвинения в прихотливой цепочке. Фактически многие жили, постоянно держа упакованным маленький чемодан с несколькими необходимыми вещами, на всякий случай». В числе жертв был человек, который снял портрет Сталина со стены, предназначенной для покраски, и семидесятилетний школьный учитель, пользовавшийся старым учебником с уцелевшим портретом Троцкого. По оценкам, в 1937 году ежедневно казнили тысячу человек.

В то время как Фарида Нуреева садилась в отправлявшийся во Владивосток поезд, миллионы людей посылали на смерть, а еще миллионы шли в тюрьмы, в сибирские лагеря и дальше на север, где выживали немногие. «Будь в моем распоряжении широкие просторы Сибири, — говорил Гитлер, — мне бы не понадобились концентрационные лагеря». В марте 1938 года население ГУЛАГа составляло около восьми миллионов; в 1938 году только в одном трудовом лагере было расстреляно больше людей, чем за весь предыдущий век при царизме.

Выдающихся деятелей культуры тоже преследовали, расстреливали и ссылали в лагеря. Смелые эксперименты 20-х годов были отвергнуты в пользу социалистического реализма, партия стала единственным авторитетом и цензором во всех сферах искусства. Художникам практически отвели роль государственных пропагандистов. Сталин лично правил сценарий фильма Сергея Эйзенштейна «Александр Невский», вышедшего в 1938 году, выбросив сцену смерти Александра: «Такой хороший князь умирать не должен!» Страдали великие поэты. В год рождения Нуреева через несколько месяцев после ареста умер в лагере Осип Мандельштам. Его вдова Надежда была убеждена, что террор сделал русских людей «слегка психически неуравновешенными — не по-настоящему больными, но и не вполне нормальными». И в то же время лозунги ежедневно напоминали советским людям: «Жить стало лучше, жить стало веселей».

Нуреев родился во времена Апокалипсиса, когда одна из популярнейших в стране песен провозглашала: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!»

Хотя родители Нуреева не благоденствовали в годы террора, они все же верили, что помогают строить для своих детей более светлое будущее по сравнению с тем, которое обеспечили им их родители. Разумеется, в 1938 году в их жизни было больше возможностей, чем в 1903-м, когда в маленькой уральской деревеньке Асаново родился Хамет Нуреев. Его родителей отделяло от крепостничества лишь одно поколение, они были бедными крестьянами, татарами-мусульманами, которые трудились на своей узкой полоске земли и практически боролись с голодом, стараясь прокормить двух своих сыновей, Хамета и Нурислама, и трех дочерей, Сайму, Фатиму и Джамилю. В их избе, бревенчатом доме на берегу реки Кармазан, царил традиционный патриархальный крестьянский уклад, крепко связанный с религией и обычаями, отрезанный от бушевавших в стране политических дебатов.

Изначально семья носила фамилию Фазлиевы, а не Нуреевы. При рождении отец Нуреева получил имя Хамет Нурахметович Фазлиев, а его отца звали Нурахмет Фазлиевич Фазлиев. Но в первых десятилетиях нашего века фамилии в российских деревнях никогда не были постоянными, и мальчиков часто называли по имени предков. Так, в Асанове отца Нуреева знали как сына Нури. (Татарское имя Нури означает «луч света».) У татарских юношей был обычай брать вместо фамилии имя отца, и именно таким образом Хамет Фазлиев, уезжая в 1920 году из родной деревни в Казань, стал Хаметом Фазлиевичем Нуриевым