Румянцевский сквер - страница 47
— Ивановское? — сказал Колчанов. — Так его ж освободили в прошлом году, когда блокаду прорвали.
— Ну да, — подтвердил Малков. — Я был там. Только жену и дочку не нашел, их немцы угнали. Куда-то угнали, — повторил он, будто прислушиваясь к жуткому звучанию этих слов.
— Беда-а, — вздохнул Найдук. — У меня тоже вот… Харькивщину ослобонили, а моя родня тоже… задевалась кудай-то. Пишу, пишу в Паютино, в Близнюки — не отвечають…
— Найдук, — сказал Колчанов. — Пойди смени Цыпина.
— Есть. — Найдук засобирался на вахту, повесил на грудь автомат. — Эх, — вздохнул он, трудно идя к воротам сарая. — Ноги-то, ноги… поморожены обои…
Цыпин вошел в сарай, остановился, привыкая к темноте. Снаружи-то было светлее — от снега.
— Сюда иди, — позвал Колчанов. — Тебе картошку оставили.
Цыпину было трудно жевать, он мял картофелины пальцами и глотал.
— Опять, — сказал он сипло, — пушки в той стороне стреляют.
Канонада, недавно возникшая на юге, глухим прибоем достигала сарая.
Сон сморил десантников. Только тихо стонали тяжело раненные.
Спали недолго. Пропели ржавые петли ворот, Найдук гаркнул — словно гранату кинул в сонное царство:
— Па-адъем, братва! Фрицы идут!
После теплого сена — опять брюхом в снег. В сереньком утреннем свете всматривались с лесную опушку на северной стороне поляны, откуда грунтовая дорога выходила к хутору. Там, примерно в полукилометре, шла непонятная жизнь. Ревели, приближаясь, невидимые моторы. Темнозеленые фигуры сновали вдоль опушки, и было похоже, что много их, не меньше роты. Цыпин разглядел, что фрицы орудуют лопатами, выбрасывая снег.
— Интересно, — сказал Малков. — Если они копают траншеи… Новый, значит, готовят рубеж…
— Может, наши прорвались и наступают, — полувопросительно сказал Колчанов.
Из леса стала выползать техника. Чуть не на полкорпуса зарываясь в снег, шли тягачи на гусеничной тяге, тащили пушки. Малков определил: противотанковые. Да, было похоже, что немцы строят новый рубеж. В шуме моторов приугасла канонада, долетавшая с переднего края. А может, наши кончили артподготовку и пошли на прорыв?
О, как хотелось, чтобы федюнинцы прорвали оборону и пришли сюда… пока еще живы последние бойцы десантного батальона…
На полуразрушенный хутор немцы не обращали внимания. И Малков решил пока не уходить из сарая. Куда идти? В лесу дожидаться ночи? С четырьмя неходячими ранеными? Один из них умер под утро. Другой очень плох, бредит, сгорает, как видно… Да и семеро ходячих — выдержат ли целый день без отдыха, без еды, в лесу на морозе? При таком изнурении? Уж лучше тут сидеть тихонько, — может, досидим до темноты, а там…
Медленно тянулось время, бесстрастно отмеряя час за часом.
Малков, отправив своих бойцов в сарай, сам вел наблюдение за немцами из окопа, вырытого в снегу. Оттуда, с лесной опушки, доносились урчание моторов, визг пил. Теперь Малков точно знал: немцы готовят новый рубеж обороны — расчищают позиции для противотанковых орудий, роют землянки, делают пулеметные гнезда. Значит, противник считает это направление танкоопасным. Значит, здесь возможен прорыв Второй ударной, прорыв, по какой-то причине не удавшийся в ночь на четырнадцатое.
Клонило в сон. Вдруг Малков, боковым зрением уловив какое-то движение, вздернул тяжелую голову. От хутора, казавшегося нежилым, к сараю шла рыжая лошадь, запряженная в сани, а в санях сидел, держа вожжи, седобородый возница в тулупе, в высокой серой шапке, будто колпаке. Малков, пригнувшись, скользнул в приоткрытые ворота сарая, поднял десантников — мол, едет сюда старик эстонец, — велел огня не открывать. Старик, подъехав, по-хозяйски открыл заскрипевшие ворота пошире и вошел в сарай. Он был невысокий, с чрезмерно длинными, как показалось Колчанову, руками. Нагнулся было набрать сена — да так и застыл, увидев вооруженных людей, молча смотревших на него из глубины сарая.
Малков, подняв руку как бы для приветствия, шагнул к нему:
— Дед, ты по-русски понимаешь?
Старик кивнул, медленно разгибаясь. В щелках его глаз под седыми бровями плескался страх.
— Не бойся, — продолжал Малков. — Ничего тебе не сделаем, если будешь молчать. Понял?