Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв. - страница 5
Звучали и более осторожные, иногда даже скептические высказывания по поводу рассматриваемого татищевского известия. К числу «сомнительных страниц в сочинении Татищева» наряду с большей частью «описаний лиц и характеров князей» отнес сообщение о предложениях Романа Н.А. Попов.[21] В позднем происхождении этого известия был уверен М.С. Грушевский: проект Романа, по его словам, «принадлежит, конечно XVIII, а не XIII в.».[22] По мнению Я. Беняка, «гипотеза Татищева относительно проекта Романа в части того, что касается выборов и замещения киевского стола, не заслуживает доверия».[23]
Однако эти замечания не влияли на общий настрой историков. Опираясь на приведенные Татищевым известия, П.П. Толочко делает вывод о наличии у Романа «широкой политической программы», предлагаемой остальным князьям. В основе же содержащегося в «летописи В.Н. Татищева» известия о Романовом проекте, по мнению исследователя, лежит, «несомненно (в другой работе — возможно. — А.М.), древнерусский источник».[24]
Признание известий Татищева о проекте Романе достоверными требовало более детальной разработки вопроса об их источнике. Вопрос этот поднимался Б.А. Рыбаковым, решавшим его не без некоторых колебаний. В одной из работ историк указывал на фольклорный характер предполагаемого источника: «…рассказ о программе "доброго порядка" входил в состав фольклора о Романе Храбром».[25] Затем, однако, пришел к заключению, что известие о проекте 1203 г. восходит к «одной из недошедших до нас летописей, использованной В.Н. Татищевым».[26]
По мнению В.А. Петрова, татищевское известие о проекте Романа опирается на «летописные памятники, содержащие достоверные исторические реалии».[27] К вопросу о возможном источнике известия о проекте еще раз вернулся Б.А. Рыбаков в работе о политических идеях русских летописцев: «Время и место его первоначального написания следует, по всей вероятности, связывать с княжением в Новгороде Константина Всеволодовича в 1205–1207 гг., когда при дворе этого князя, удостоившегося прозвища "Мудрый", писал книжник, хорошо знакомый с киевскими событиями 1203 г.».[28]
В ином направлении пошел Н.Ф. Котляр, предположивший, что искомым источником Татищева «была недошедшая до нашего времени начальная часть Галицко-Волынской летописи за первые пять лет XIII в.», в которой «должно было содержаться жизнеописание Романа Мстиславича в качестве галицко-волынского князя».[29]
«Остроумным предположением» называет гипотезу Н.Ф. Котляра А.П. Толочко. Это предположение «отыскивало единственно возможное место для Романового проекта в домонгольском летописании».[30]
Подобные доводы удовлетворили большинство новейших исследователей, использующих сведения Татищева об инициативе Романа как вполне надежный исторический факт.[31] «Факты из жизни Южной Руси и из биографии Романа начала XIII в., — отмечает А.Б. Головко, — дают дополнительные аргументы в пользу реальности создания Романом нового политического устройства Руси. Система "доброго порядка" не противоречила конкретной деятельности галицкого князя и полностью согласовывалась, в частности, с его действиями после второго похода против половцев, когда он осуществил на юге Руси "мироположение в волостех, кто како терпел за Рускую землю"».[32]
Находят подтверждение и тесные контакты Романа Мстиславича со властями Священной Римской империи, некоторые элементы политического строя которой могли явиться образцом для реформаторских идей галицко-волынского князя. В частности, Роман Мстиславич был союзником швабского короля Филиппа Штауфена и, по-видимому, тюрингского ландграфа Германа, посещал его столицу Эрфурт, пожертвовав 30 марок (около 7 кг серебра) в пользу располагавшегося там бенедиктинского монастыря Св. Петра.[33] По сведениям французского хрониста Альбрика из Труафонтен, Роман принимал непосредственное участие в борьбе за верховную власть в империи Штауфенов и Вельфов, что в конечном счете стоило русскому князю жизни.