Русская красавица. Антология смерти - страница 46
— Они термоядерные, — говорю задумчиво о текстах, — И петь их тоже должен кто-то термоядерный…
— А что? — осмысливает Артур, — Русская Красавица в кислотном стиле с вызывающими текстовками… Хорошо, но на любителя. Нужно все же что-то не обременяющее людей. Как Сердючка. Вот это проект!
Я представила, что станет с моими или, скажем, Сонечкиными, текстами на этом пути и отрицательно замотала головой. Впрочем, может, я не права? Может, профессионалам виднее?
— Так кто петь будет? — спрашиваю, чтобы получше представить себе задачу. Мысленно, я, конечно, решила уже окончательно, что в проекте участвовать буду.
— Ты будешь петь, дубина! — твердит своё Артур, — Рожа у тебя подходящая. И потом, это же очень важно, что нам поёт не просто кукла, а кукла с мыслями. Которая сама всю эту галиматью написала, и теперь ею делится. — очень захотелось мне придушить Артура за «галиматью», но я сдержалась, умничка, — В сценарии раскрутки актрису на журналистку, в сущности, легко заменить… — продолжал Артур, — Та же фигня. Журналистка точно так же знакома со всеми звёздами, всегда тусуется в их тени… Мы это вывернем так, будто наши звёзды-монстры не разглядели, какой рядом с ними талантище потявкивает. Они спорить кинутся, заговорят о тебе — вот и часть промоушена. Так! Нужно ещё посмотреть, как ты двигаешься. Как на обнажёнках смотреться станешь… Потому что, предупреждаю сразу, проект будет предельно эротический!
— Двигаюсь я отлично, смотрюсь великолепно, — приходится отвечать, — Есть только одна проблема: я не хочу и не умею петь.
— Что? — похоже, Артур решил работать именно со мной ровно в тот момент. Исключительно потому, что я отказалась. В этом самом моём «не хочу» он усмотрел вызывающую сладострастие преграду. — Не умеешь петь? — наседает он, — Это мелочи. Современные технологии в вокальных данных исполнителя не нуждаются. Думаешь, Басик твой петь умеет? Каждую нотку потом на компе до ума доводили. И с тобой справимся.
— Да уж! — я расхохоталась, — Сначала Геннадий звонит мне со своим идиотским «надо поговорить по твоему поводу, по поэтическому», потом перезваниваешь ты с угрозами и демонстрацией доскональных подробностей моей жизни, а теперь выясняется, что я должна стать поп-звездой! Слушай, это всё очень здорово, но я не собираюсь пробоваться на роль певицы. Я не хочу!
— Это тоже мелочи, — точно! моим отказом Артур загорелся едва ли не больше, чем выдуманным образом Русской Красавицы, — Мы тебя переубедим. Найдутся методы…
А вот это уже зря! Мгновенно вспоминаю наш вчерашний телефонный разговор. И про Анечку он знал, и про пожар и про Рукопись… Подскакиваю, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Угрозы? Об этом он ещё пожалеет…
— Найдутся методы?!?! — переспрашиваю презрительно, — Можете быть уверены, на меня — не найдутся.
Можно было бы сказать ещё многое. Сказать, что такие, как он, в свое время своими «методами» довели до безумия и малодушия весь цвет русской интеллигенции, но что от него (от цвета этого) осталось главное — память и истории. И мы теперь так легко не сдаемся, потому что знаем о чужих примерах. Знаем, что даже некоторые ремарковские скелеты — заключенные фашистских концлагерей, обречённые «методами» на животное существование и бесконечные истязания — находили в себе силы не сдаваться. И их пример закалил нас. И никакими «методами» нас теперь не схватить. Тем более, что хватать не за что — события нашего времени настолько мизерны, что и дорожить-то особо нечем. Так что им, со своими «методами», можно смело шагать куда подальше…
Но я ничего такого не сказала. Улыбнулась только, намеренно надменно.
«И никакая раскрутка нашему сборнику не нужна. Кому надо — тот и сам услышит, найдёт в Интернете, почитает», — горько обманывая себя, я развернулась, одела крутку и пошла демонстрировать безграничия своего пофигизма и неуязвимости. То есть к выходу направилась. А идею про тексты было жалко…
«Уходим, без слов, без сомнений,/ Без приторно сладких оваций./ Время погасших стремлений / Лишает нас права остаться./ Честь заклеймили ничтожеством, / Гений — созвучно с гниением./ Время великих возможностей / Нам обернулось гонением./ Уходим — здесь кормят гадливостью, / Только погасший сживётся./ А со своей справедливостью / Мир этот сам разберётся!»