Русская рулетка - страница 41

Джек в замешательстве отвел глаза от упорного вопрошающего взгляда Велды и снял ее руки со своей талии. Она тотчас же сникла и потупилась.

— Так ты мне совсем не поможешь, Джек? — спросила она потухшим голосом.

— Я не знаю… — все еще не пришедший в себя от смятения, пробормотал он. Затем, как заторможенный, машинально взял с журнального столика свой саквояж и побрел к выходу. На нем лица не было, плечи под пиджаком будто провалились, голова свесилась.

— Джек… — догнало его Велдино отчаяние. — Джек. — Умоляющее, призывное.

Он невольно обернулся:

— Я не могу, Велда, не могу, извини.

— Но как же, Джек? — она быстро подошла к нему, ухватилась одной рукой за обшлаг его рукава. — Неужели ты оставишь меня одну? Разве это честно?

— Знаешь, — с трудом находя слова, прерываясь, проговорил Джек Хиггинс, — я останусь твоим другом, когда ты лишишься последнего куска хлеба, я помогу тебе, когда от тебя отвернутся все, когда ты потеряешь последнюю надежду и не будешь знать, как жить дальше. Но в том, что происходит с тобой сейчас, поверь мне, я говорю с тобою искренно, ты должна разобраться сама. Здесь, Велда, я тебе не помощник и вряд ли судья, понимай мои слова как хочешь. Самое лучшее, наверное, что я могу сейчас для тебя сделать, — это оставить наедине со своей совестью, Велда, наедине с Роном… — сказал Джек Хиггинс и замолчал.

— Но как же так, Джек? Как же так! — спросила она таким голосом, как будто не было до этого ни жуткой атмосферы ужаса, ни их разговора, ни убийства. Как будто не было этой хрупкой, до смерти напуганной девчонки Велды. Может быть, в этот момент Джеку надо было что-то сказать, что-то ответить ей, но он то ли опять не нашел нужных слов, то ли попросту струсил и промолчал. И от этого все заклокотало в ней, глаза ее округлились, она затряслась от злости и уже не сказала, а почти выкрикнула вслед уходящему Джеку:

— И ты так просто возьмешь и уйдешь, Джек? Возьмешь и уйдешь!

Повторное молчание только подогрело желчь Велды. В припадке ярости она снова крикнула: «Джек, Джек!», затем бессознательно схватила стоящую рядом на подставке китайскую фарфоровую вазу и с силой обрушила ее на голову Хиггинса.

— От таких женщин, как я, так просто не уходят, Джек, — прерывающимся от волнения голосом произнесла Велда. — Ты так этого и не понял, глупец.

Растревоженным вулканом она возвышалась над ним, однако ни на секунду не потеряла самообладания. Казалось, и этот эпизод был ею предвиден и продуман до мелочей, так уверенно она повела себя дальше: сразу же взяла под мышки обезволенное тело Хиггинса и, подтащив его к софе, грузно опрокинула навзничь.

Джек как нельзя кстати выпил. Это упростило ее действия. Вся округа знала, как умеет набираться Джек Хиггинс: до чертиков, до одурения. Несколько раз его вытаскивали из горящего дома: любил попыхтеть в кровати сигаретой. И в этот раз они здорово набрались: закадычные друзья Рон Келик и Джек Хиггинс. Вдрызг накачанные, упали, где пришлось. Джек еще успел затянуться…

Так, свесившаяся с дивана правая рука Джека. Под ней опрокинувшийся бокал. Нет, бокал в левой руке, в правой была недокуренная сигарета. Она выпала из руки Джека на пол, ковер стал медленно-медленно тлеть. Едкий дым тлеющего ворса так ненавязчиво проникает в легкие мертвецки спящего. Спи, зануда Джек, спи, благопристойный старый дурак, ты мне, собственно, никогда и не нравился. И ты спи, самодовольный остолоп Рон Келик, я даже рада, что все так просто вышло…

Велда усмехнулась довольно, в последний раз неторопливым взглядом окинула гостиную, которая постепенно начала наполняться дымом, и спокойно вышла из дома. В гараже ее уже ждал родной «бьюик» и дорожная сумка с личными вещами на заднем сиденье.

Не было еще и десяти утра, когда ко мне заглянул Прыщавый. Сказал, что меня срочно зовет к себе Лысый. Дело, видно, было действительно неотложное, раз мне не позвонили как обычно, а прислали ехидного гонца. Но я еще ни о чем не подозревал: наша работа всегда была срочной и необходимой, но торжествующий блеск глаз Прыщавого и язвительная улыбка, ни на секунду не сходящая с его покоробленной оспинами физиономии, заставили мое сердце учащенно биться в недобром предчувствии. Однако внешне я продолжал оставаться спокойным и все ждал, когда нетерпеливый Прыщавый проговорится сам.