Русские вопреки Путину - страница 28

обыватель, «невинная жертва», вызывающая жалость именно своей полной непричастностью к насилию, политике и публичности.

Это связано с тем, что террористы пытаются своими действиями повлиять не на власть, а на общественное мнение. Убийство или захват первых лиц государства не вызывает в современном обществе чувства сопереживания. Это всего лишь «разборки» высокого начальства со своими противниками. При этом, по мнению среднего обывателя, «они там все друг друга стоят». Смерть политика, военного, просто публичного лица не «трогает» – а иногда даже вызывает что-то вроде злорадства.

Все меняется, когда умирают или страдают такие же, как сам обыватель, непричастные люди: они, столь далекие от «всех этих чертовых дел», оказываются в них втянуты. Безобидного клерка в очочках, зареванную домохозяйку, маленького ребенка с плюшевой собачкой на руках – их, перепуганных, измученных, дрожащих, жалко до слез.

При этом гнев и ненависть обывателя вызывают не только и не столько террористы. Виноваты обе стороны – и террористы, и «начальство». Причем все претензии выдвигаются именно к «начальству»: мы, обычные люди, страдаем из-за вашей дурацкой политики – так сделайте что-нибудь, чтобы мы не страдали. Сделайте что угодно. Лучше всего – выполните все требования этих парней, с которыми вы поссорились и которые из-за вас напали на нас. Вне зависимости от того, кто прав и кто виноват в конфликте, непричастные к нему страдать не должны. Более того, сам факт втягивания в конфликт непричастных дискредитирует и сам конфликт как таковой: если страдает третья сторона, то, значит, «все неправы». При умелом окучивании и поливании в умах вырастают мысли типа «насилие творят обе стороны», «террористы делают ужасные вещи, но власти тоже делают ужасные вещи» и так далее.

Понятно, что такое понимание вопроса выгодно прежде всего террористам – оно одновременно демонизирует шантажируемые «власти» (через формулы типа «правительство ничем не лучше террористов») и легитимизирует практику самих террористов (через логично вытекающее из предыдущего «террористы ничем не хуже правительства»). Но на статусе невиновных и непричастных настаивают и жертвы теракта: это позволяет им надеяться на ту толику сочувствия, которая полагается сейчас только на долю тех, кто «ничего такого не делал».

На этом же допущении и работает современная террористическая логика. Террористы предъявляют своим врагам (допустим, «властям») неких схваченных ими непричастных (к действиям их врагов) людей, дальше непричастные переименовываются в невиновных («ни в чем не повинных»), тем самым de facto враги террористов («власти») становятся виноватыми (в том числе – виновниками совершающегося теракта). Свою вину они обязаны искупить, выручив невиновных – но по их милости попавших в переплет – людей. Выполнив требования террористов, если уж не остается иного выхода. И даже если выход остается, но он «слишком опасен». Никакая «чертова грязная политика» не стоит жизней людей.

Следовало бы, однако, уточнить – что означает статус «непричастности», присвоенный (по молчаливому согласию всех заинтересованных сторон) так называемому «простому обывателю». То, что «непричастность» и «невиновность» – разные вещи, в этом случае не вспоминается. Не вспоминается и то, что само понятие «непричастного гражданина» есть оксюморон: гражданин, не участвующий в гражданских делах, либо не гражданин (а в лучшем случае подданный, причем неизвестно, чей подданный), либо все же к чему-нибудь да причастен (хотя бы как получатель общественных благ).

Попробуем для начала прояснить общественный статус «непричастных». Идеальный «непричастный» (он же образцово-показательная жертва) – это человек, не носящий погон, не отдающий приказов и не являющийся публичной фигурой (из тех, кого «читают» или «смотрят по ящику»). Древние называли таких idiotae, «идиотами»: в первоначальном смысле это слово означает, собственно, «сугубо частное лицо», в противоположность «человеку политическому»[13]. Греческое слово, усвоенное римлянами, с самого начала имело оттенок «органического дефекта», сопряженного с «пороком»: с неспособностью к общественной жизни. Слово это понималось ими именно как