Русский американец - страница 3
Жил Тольский в большой квартире один, холостяком, только со своими дворовыми, которые все без исключения были преданы ему душой. Женской прислуги он не держал и вообще недолюбливал "бабье сословие". Он любил кутежи, вино, карты, а к лошадям у него была прямо-таки страсть. Его иноходцы и рысаки славились на всю тогдашнюю Москву. Но к женщинам Тольский был холоден. Только раз одна из московских прелестниц сумела покорить его бурное и гордое сердце...
Федор Иванович вернулся домой, но спать не лег: ему не давал покоя крик о помощи, который донесся до него из домика в переулке близ Никитской, он то и дело вспоминался. Поэтому, наскоро позавтракав и положив в карман пистолет, без которого никогда не выходил, Тольский пешком направился к этому загадочному домику.
Ворота и калитка были опять заперты. Тольский постучал.
-- Что надо, сударь? -- спросил какой-то молодой парень, выходя за калитку.
-- Мне надо видеть твоего барина.
-- Барин Гавриил Васильевич нынче ранним утром изволили выбыть из Москвы.
-- Ты врешь, твой барин дома.
-- Помилуйте, с чего же я стану врать?
-- Послушай, тебя как звать?
-- Прошкой.
-- Ты видишь, Прохор, эту монету? -- И Тольский показал парню полуимпериал. -- Она будет твоей, если ты не станешь скрывать от меня то, что я у тебя спрошу.
-- Извольте, сударь, спрашивайте, -- дрожащим голосом проговорил парень, жадно посматривая на золотую монету.
-- Твой барин дома?
-- Никак нет, в усадьбу выехали.
-- Прошлой ночью, скорее сегодня ранним утром, я проезжал мимо вашего дома и слышал крики о помощи. Говори, кому нужна была помощь? Кто кричал?
-- Я... я не знаю.
-- Стало быть, не хочешь, чтобы золотой был твой?
-- Очень, сударь, хочу...
-- А если хочешь, говори.
-- Скажу... Только не здесь, -- робко оглядевшись вокруг, проговорил Прохор. -- Здесь подслушать могут. Дворецкий выследит.
Действительно, как раз в это время со двора послышался сердитый голос:
-- Прошка, с кем ты там у ворот болтаешь?
-- Так я... Савелий Гурьич... я сейчас...
-- То-то... смотри у меня, не прогуляйся на конюшню за свой долгий язык.
-- Кто это? -- спросил Тольский.
-- Барский камердинер, он же и дворецкий. Старик -- яд, змея! Скажите, сударь, где вы жить изволите, я как-нибудь урву время и приду к вам, -- добавил он.
-- Когда?
-- Нынче вечером забегу...
Тольский сказал адрес.
-- Смотри же, приходи сегодня, я ждать буду. Придешь -- получишь золотой и еще прибавку, обманешь -- быть тебе битым!
-- Прошка, пес, да с кем ты зубы точишь! Иди скорей, дьявол! -- послышался опять сердитый голос.
-- Иду, Савелий Гурьич!.. С полицейским я разговариваю, -- выдумал ответ дворецкому молодой парень.
-- А вот я посмотрю, что такое за полицейский, только дай мне тулуп надеть.
Однако пока старик дворецкий надевал тулуп, Тольский быстро отошел от ворот домика и зашагал по переулку. А Прохор поспешно запер калитку и поплелся в людскую избу, находившуюся рядом с барским домиком.
-- С кем ты говорил? -- набросился на него старик дворецкий с гладко выбритым лицом.
-- Да с хожалым.
-- Что же ты с ним говорил? Про что?
-- Да снег сгребать приказывал; ухабы ровнять.
Дворецкий поверил и разочарованно заметил:
-- А я думал, ты с кем другим болтаешь... Ведь твой язык -- мельница. Ой, парень, попридержи язык, спина будет целее.
-- Да я и то, Савелий Гурьич, никому ни слова не говорю... Мне что!.. Барская воля.
-- И не говори; а дашь волю языку, несдобровать тебе, чай, сам знаешь, каков наш барин!.. -- И дворецкий, видимо, успокоенный, направился к себе в каморку.
II
В том же домике, в чистой девичьей горнице, между молодой, красивой девушкой Настей, дочерью владельца домика Лугового, и ее старухой нянькой Маврой происходил такой разговор.
-- Нет, няня, так жить нельзя. Я не маленькая, я все понимаю, все вижу, что вокруг делается, -- взволнованно сказала девушка. -- Когда я была маленькая, я не понимала, была ко всему равнодушна. Но теперь не то.
-- Что же делать, красавица, золотая ты моя! Терпеть надо.