Русский консерватизм и его критики. - страница 14

стр.

.

Хотя в последующем российские историки уточнили кое-что из выводов Чичерина, указав на присутствие в княжеских завещаниях некоторых зачаточных элементов общественного права, в основном его точка зрения до сих пор остается в силе[65].

Русская государственная администрация развилась из администрации удела, главной задачей которого была эксплуатация. Приказы, основные исполнительные ведомства, подобным же образом эволюционировали из администрации княжеского хозяйства.

Как указывалось выше, такой менталитет существовал и в Европе — в период раннего Средневековья, например, у французских королей Меровингов, тоже обращавшихся со своим королевством как с собственностью. Но на Западе в процессе развития общественное право наложилось на частное и породило представление о государстве как инструменте партнерства между правителями и управляемыми. В России такой эволюции не произошло из-за отсутствия факторов, сформировавших европейскую политическую теорию и практику, — римского права и католической теологии, феодализма и торговой культуры городов.

Иван III, как и его непосредственные наследники Василий III и Иван IV, не допускал ни социальных привилегий, ни частной собственности: все подданные от самых высших слоев до самых низших должны были служить верховной власти, и она обращалась со всеми производительными силами, прежде всего с землей, как со своей собственностью.

Такое мировоззрение было свойственно не только Московии. Исследования дореволюционных историков выявили похожий патримониальный менталитет, даже предвосхищавший московские представления, и в Тверском княжестве. Так, документ середины XV века, написанный, по всей вероятности, монахом, превозносит тверского князя Бориса Александровича как самого выдающегося правителя на Руси: он — государь, а также царь и самодержец, назначенный самим Богом[66].

В Московской Руси имелась титулованная знать — бояре, по большей части потомки князей, владевших своими уделами до тех пор, пока они не были поглощены Московией. Они проживали в Москве и участвовали в царском суде, неся службу в Боярской думе (о которой ниже более подробно), или посылались в провинции на административные должности. Бояре составляли высший класс, который учредил любопытную систему местничества — систему «ранжирования» на государственной службе, разрешавшую знатному человеку отказываться служить под началом своего собрата, чей предок служил его собственному предку. Однако в России не было ничего сравнимого с западными сословиями: в представлениях власти ее подданные имели только обязанности, но не имели прав, и в этом смысле все они были равны.

Такой статус исключал право собственности на землю. В Средние века Россия знала аллодиальное владение землей в форме вотчины. Однако безусловное владение землей было отменено Иваном III после завоевания Новгорода. Он ликвидировал там земельную собственность, конфисковал все частные имения и стал распределять их между своими приближенными как «поместья». Держатель поместья обязан был служить царю пожизненно: отказ или неудовлетворительная служба вели к его конфискации. Со временем вся земля в России, включая вотчины, оказалась в частном владении на условиях компенсации в виде государственной службы. Таким образом, экономическая основа для самоидентификации общества в виде частной собственности на землю была ликвидирована. Вот как Антонио Поссевино, папский посланник при дворе Ивана IV, описывал жителей Московии:

Никто, по сути, не может сказать, что ему в действительности принадлежит, и каждый, хочет он того или нет, находится в зависимости от Правителя. Чем больше человек имеет, тем больше он признает эту зависимость; чем богаче он, тем больше боится, ибо Правитель часто забирает назад все, что он дал[67].

Чтобы подчеркнуть зависимый статус своей знати, Иван и его непосредственные преемники любили унижать ее. Этот обычай тоже удивлял западных посетителей. Следующий отрывок — один из многих, что можно найти по этому поводу в сообщениях западных путешественников:

Весь Московский народ более подвержен рабству, чем пользуется свободой; все Москвитяне, какого бы они ни были звания, без малейшего уважения к их личности, находятся под гнетом жесточайшего рабства… Если бы кто в прошении или в письме к Царю подписал свое имя в положительной степени, тот непременно получил бы возмездие за нарушение закона касательно оскорбления Величества. Необходимо присваивать себе уменьшительные имена, например: Яков должен подписываться Якушкой, а не Яковом… Нужно себя называть холопом [cholop], или подлейшим, презреннейшим рабом Великого Князя, и все свое имущество, движимое и недвижимое, считать не своим, но Государевым. Царь Московский превосходный выразитель такого понятия: он своим отечеством и его гражданами так пользуется, что его самодержавие, никакими пределами, никакими законами не ограниченное, ясно оказывается, напр., в полном распоряжении имениями частных лиц, как будто бы природа все это для него одного только и создала