Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 15

. Если первое из выставленных условий отражало общий политический курс польско-литовских феодалов по отношению к России, то появление в посольской инструкции второго из них, думается, было результатом воздействия на внешнюю политику Речи Посполитой короля Сигизмунда, стремившегося использовать ее для защиты шведских интересов.

Первоначально русское правительство не придало дипломатической инициативе Речи Посполитой большого значения: в ответе на польско-литовскую ноту вопрос об эстонских городах был вообще обойден молчанием[88]. Русское правительство было хорошо осведомлено о новом осложнении в отношениях Речи Посполитой с Крымом и Турцией[89]. Кроме того, в июне 1590 г. в Москву пришла грамота от эрцгерцога Максимилиана, освободившегося по Бендзинскому договору из польского плена. В ней австрийский принц сообщал о своем намерении продолжать борьбу за польскую корону, просил субсидий, чтобы собрать армию для борьбы с Замойским и его сторонниками, и обещал прислать в Москву послов «о тех всех делех… делати, становити и закрепите»[90]. В отношениях Речи Посполитой с Габсбургами, таким образом, также намечались серьезные осложнения. В таких условиях Речь Посполитая явно не могла подкрепить действия своих дипломатов реальной силой, с ее требованиями можно было серьезно не считаться.

Однако к тому времени, когда осенью 1590 г. «великие послы» Речи Посполитой прибыли в Москву, русскому правительству пришлось отнестись к их требованиям иначе. К этому времени при посредничестве Англии польско-литовским дипломатам удалось найти путь к соглашению с Турцией[91], о чем в Москве узнали уже в октябре 1590 г. от «сербян», выехавших в Россию из турецкой армии на Дунае[92]. Обещанные послы от Максимилиана между тем так и не прибыли, а в начале 1591 г. русское правительство уже располагало сведениями, что император «с литовским ссылается о докончанье и сватовстве»[93]. Речь Посполитая, таким образом, оказалась не связанной какими-либо серьезными международными осложнениями, и русские политики это понимали.

Вместе с тем серьезные внешнеполитические трудности возникли перед Россией. Возобновившаяся по истечении срока перемирия война со Швецией не представляла тогда для русского правительства серьезной проблемы, хотя и связывала в определенной мере его действия, но в то же время наметились признаки напряженности в отношениях между Россией и Крымом. На посольский съезд в Ливнах для заключения мирного договора осенью-зимой 1590 г. крымские послы не явились, а зимой 1591 г. в Москву стали поступать сведения о союзных переговорах между Крымом и Юханом III[94]. Русское правительство стояло перед перспективой одновременного конфликта со Швецией и Крымом и не могло идти на обострение отношений с Речью Посполитой. Сложившееся соотношение сил предопределяло неудачный для России исход переговоров. К этому следует добавить, что прибывшие в Москву польско-литовские дипломаты располагали сведениями, что к зиме 1590/91 г. подготавливается новый большой поход русской армии во главе с самим царем в Эстонию. Поэтому с самого начала переговоров послы Речи Посполитой, опасаясь быстрого поражения Швеции и захвата русскими балтийских портов, сосредоточили все свои усилия прежде всего на том, чтобы предотвратить новое русское наступление в Прибалтике[95].

Переговоры начались попыткой русского правительства добиться невмешательства Речи Посполитой в русско-шведский спор из-за Эстонии. Русские представители предложили заключить с Речью Посполитой союз против «бесермен» и «вечный мир» при условии, чтобы «Жигимонт… король не вступался за свейского»[96]. Таким образом, русское правительство было готово на неопределенно долгий срок отказаться от борьбы за белорусские и украинские земли ради возможности продолжать борьбу за выход к Балтийскому морю.

Польско-литовские представители, однако, отклонили этот проект: в сложившейся международной ситуации, когда перевес сил был явно на их стороне, господствующий класс Речи Посполитой не был заинтересован в правовом закреплении существующих границ с Россией. Послы требовали территориальных гарантий для шведской Эстонии, угрожая, что в противном случае Речь Посполитая «в Лифлянских городех… свейскому будет вспомогати всякими обычеи, людмк и казною»