Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 27

.

Посольство, как и предшествующие русские гонцы, не было пропущено властями Финляндии, и переговоры с герцогом Карлом по интересовавшему русское правительство вопросу не состоялись. Материалы этого посольства, однако, характеризуют сложившуюся к этому времени позицию русского правительства.

Совершенно очевидно, что русское правительство стремилось на этом этапе добиться приемлемого для себя решения балтийского вопроса путем соглашения с новым шведским правителем и тем самым получить необходимый для России выход к Балтийскому морю. Существенно при этом, что заключением русско-шведского соглашения дело никак не могло закончиться: никакой реальной властью над городами Северной Прибалтики герцог Карл в тот момент не обладал, и русские прекрасно это знали[184]. В окончательном тексте проекта русско-шведского соглашения прямо говорилось о Нарве и Нейшлоссе, «а доступати тех городов великому государю… своею ратью»[185].

Таким образом, в результате подобного соглашения могло возникнуть вооруженное вмешательство России в ход событий в Прибалтике, что, являясь нарушением условий перемирия 1591 г., привело бы к конфликту России с Речью Посполитой.

Естественно, что в этих условиях, идя на союз со Швецией, русское правительство одновременно постаралось предотвратить возможность соглашения между борющимися сторонами, что могло бы поставить вступившую в борьбу Россию в тяжелое и крайне невыгодное положение. Этой цели должно было служить посольство Михаила Татищева и Ивана Максимова, отправленное в феврале 1599 г.[186] в Речь Посполитую, чтобы «обестить» Сигизмунда III о воцарении Бориса. Как видно из переписки Сигизмунда с его шведскими советниками[187], во время переговоров послы информировали короля о планах герцога Карла перенести войну в заморские владения Швеции, а также о том, что правитель уже присвоил себе королевский титул, каковым он именуется в своих письмах к русскому правительству. Эти сообщения, последнее из которых вообще не соответствовало действительности, как видим, было явно направлены на то, чтобы вызвать еще большее обострение отношений между Сигизмундом III и его шведскими противниками и должны были замаскировать перед политиками Речи Посполитой истинную позицию русского правительства.

Одновременно русское правительство, опираясь на имевшееся в отдельных группах прибалтийского общества тяготение к России, стремилось завоевать расположение прежде всего в кругах бюргерства и таким образом создать определенную «партию», на которую в случае вооруженного конфликта можно было бы опереться.

Так, в начале 1599 г. было обращено внимание на русские торговые колонии в прибалтийских городах, в значительной мере опустевшие после Ливонской войны. В феврале 1599 г. посланный в Нарву известный гость Тимофей Выходец должен был добиваться у наместника и магистрата разрешения восстановить заброшенную церковь Николая чудотворца русской торговой колонии в Нарве и учредить там службу. Пожелания эти исходили как бы от купцов, чьи родители были похоронены около этой церкви. Эти же купцы обязывались оплатить необходимые расходы. Из сохранившихся документов, однако, видно, что средства на ремонт храма, служившего при шведах складом для пороха, и на жалованье причту (всего 100 руб.) были отпущены из царской казны[188]. Тогда же царем были сделаны вклады в русскую церковь Св. Николая в Таллине[189].

В начале 1599 г. русское правительство предприняло и другую акцию того же порядка, которую позволяет довольно подробно описать сохранившееся дело о пожаловании «московских немцев»[190].

25 января 1599 г. появился царский указ[191] «о ругодивских и юрьевских немцах, которые живут на Москве и в Нижнем Новгороде в закосненьи, и в нужде, и в тесноте, а торгов у них и промыслов никаких нет». Из этих немецких переселенцев по царскому указу восемь человек были пожалованы «гостиным имянем» и еще пять человек причислены к разряду «лучших торговых людей». Сохранившиеся жалованные грамоты этим лицам, выданные в начале февраля 1599 г.[192], позволяют установить, что именно имелось в виду. Немецкие купцы были причислены к «гостиной сотне», освобождены от уплаты каких-либо торговых пошлин, а их московские дворы от уплаты податей