Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 38

Ведя к обострению польско-шведских отношений и одновременно демонстрируя искреннюю заинтересованность России в сотрудничестве со Швецией, сделанные уступки должны были облегчить русским послам в Стокгольме решение главной задачи — заключения русско-шведского союза, направленного против Сигизмунда и его сторонников в Речи Посполитой. При этом следует учитывать, что русское правительство, несомненно, возлагало серьезные надежды на то, что в обмен за оказанные услуги ему удастся добиться от шведского правительства уступки Нарвы[273], что, даже в случае неблагоприятного исхода с Максимилианом, обеспечивало России выход к Балтийскому морю. В случае же благоприятного развития событий русское правительство, по-видимому, не намерено было связывать себя условиями русско-шведского соглашения. В этом убеждает отношение русского правительства к королевичу Густаву. После захвата Эстонии шведскими феодалами этот принц, казалось, стал для русского правительства практически бесполезным. Однако он продолжал жить в столице и пользоваться вниманием двора, хотя уже весной 1600 г. русские власти имели в своем распоряжении точные данные, показывающие политическую ненадежность кандидата в ливонские правители[274]. Очевидно, что русское правительство не отказалось от своего проекта создания в Ливонии вассального королевства во главе с Густавом, несмотря на отрицательное отношение к нему шведов, и при благоприятных условиях было готово его осуществить.

Действительно, в случае удачи русского плана и установления русского политического влияния в Речи Посполитой русское правительство имело бы все возможности для пересмотра условий соглашения со Швецией в свою пользу. Тем самым судьба русских планов на Балтике оказывалась в прямой зависимости от того, удастся или нет Максимилиану утвердиться на польском троне. В этом отношении дело, казалось, обстояло наилучшим образом. Русские агенты в Прибалтике сообщали в Москву, что «король Жигимонт от королевства отставлен со всяким бесчестьем, и коруна-деи… с него снята». «А будет-деи, государь, в Полше и в Литве римъского цысаря Руделфа брат Максимилиян на королевстве»[275]. Задуманный проект был, таким образом, близок к осуществлению. Однако весной 1600 г. стало ясно, что в действительности все обстоит далеко не так.

Как бы ни были важны те или иные изменения в отношениях между Россией и Швецией, не они определяли направление русской внешней политики. Дальнейшее направление русского внешнеполитического курса зависело прежде всего от результатов русско-австрийских переговоров.

Эти переговоры, которые вел с русской стороны думный дьяк Афанасий Власьев, а с австрийской — советники Рудольфа II, начались в Пльзне, куда император, спасаясь от морового поветрия, уехал из Праги в начале октября 1599 г.[276] Если первоначально русский посол, как и другие русские дипломаты, возлагал на них большие надежды, то очень скоро ему пришлось убедиться в сдержанном отношении австрийского двора к широким внешнеполитическим замыслам царя Бориса.

Ответ на предложения Власьева о совместном выступлении Габсбургов и России для возведения эрцгерцога Максимилиана на польский трон был дан советником императора Румпфом на встрече с русским послом, состоявшейся 16 октября.

Поблагодарив за внимание к политическим интересам Габсбургов, Румпф большую часть своего выступления посвятил характеристике внутреннего и внешнего положений австрийской державы, которая в течение целого ряда лет вела длительную и тяжелую войну с султаном. Страна разорена, казна опустела, на границе стоят огромные турецкая и татарская армии, «а Цесаревых людей немного и нужа Цесаревым людем великая, а помочи Цесарю ниотколе нет». В этих условиях император даже «ныне с Турским хотел помириться». Так как вести одновременную войну с Речью Посполитой и Турцией империя не может, то остается «ныне терпеть, хотя и досадно». Заканчивая свою речь, Румпф сказал, что, «как даст бог время, и Цесарское Величество хочет вперед над Польшею промышляти, брата своего Макеимилияна арцыкнязя безчестье и убытки мстити». Когда император найдет момент подходящим для такого выступления, он известит об этом своего русского союзника