Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - страница 49

Для русского правительства такой исход переговоров означал, что в случае конфликта с Речью Посполитой нет оснований рассчитывать, что русской армии удастся быстро овладеть выходом к Балтийскому морю в бассейне Западной Двины.

К лету 1600 г. у русского правительства были все основания для того, чтобы задуматься над правильностью своей внешнеполитической линии, которая в данных условиях вела к конфликту с Речью Посполитой без явных видов на успех и с главным потенциальным союзником, который еще до начала войны занял недружественную позицию по отношению к экономическим интересам России.

Найти в сложившейся ситуации выход, который открыл бы дальнейший путь к достижению русских целей на Балтике, русскому правительству помогли перемены, наступившие к началу 1600 г. в восточной политике Речи Посполитой.

Взгляды политических руководителей Речи Посполитой на взаимоотношения с Россией пережили за период с осени 1598 г. по осень 1600 г. известную эволюцию, обусловленную, как мы увидим далее, общими изменениями внешнеполитического положения страны в указанное время. Эту эволюцию можно проследить главным образом по письмам литовского канцлера Льва Сапеги[363], сопоставляя их свидетельства с имеющимися в нашем распоряжении данными других источников.

Первое проявление беспокойства в связи с возможной позицией России в случае конфликта между Речью Посполитой и Швецией находим в письме, написанном Сапегой весной 1599 г., когда литовский канцлер посетил владения Речи Посполитой в Прибалтике. Канцлер, который усиленно собирал сведения о внутреннем положении России и намерениях русского правительства, констатировал в письме некоторые вызывающие у него тревогу факты. Так, посланец псковско-печерского игумена, приезжавший к Сапеге с жалобой на «людей пограничных», сообщил, что герцог Карл обращается к царю с предложениями дружбы, которые находят у последнего благоприятный отклик.

Регент добился того, что ему разрешено свободно вывозить из России продовольствие, которого в Швеции в данный момент не хватает, в то время как подданным Речи Посполитой это запрещено[364]. Когда затем канцлер, вероятно, чтобы проверить эти сведения, послал одного из своих слуг «для живности» в Псков, ему, действительно, не позволили ничего купить на городском торге[365].

Ясно, заключал Сапега, что Карл «не спит… старается очень о себе; не помешало бы это дружбе и расположению Московского к королю его милости, пану нашему; когда бы об этом король его милость захотел постараться, он легко добился того же (что и шведы. — Б.Ф.), а это бы очень помогло успокоению и отвоеванию Шведского королевства»[366].

Для канцлера, таким образом, было очевидно, что между Москвой и Стокгольмом завязываются неблагоприятные для Речи Посполитой контакты, и он полагал, что польско-литовская дипломатия не должна в этой ситуации оставаться бездеятельной, что следует противодействовать проискам шведов в Москве и попытаться наладить хорошие отношения с Россией. Соглашение же с Россией могло бы определенно повлиять на благоприятный исход борьбы между Карлом и — Сигизмундом.

Сравнительно спокойный тон письма Сапеги свидетельствует, однако, о том, что в русско-шведских контактах он в тот момент явно не усматривал большой опасности. Очевидно, прежде всего потому, что положение шведского регента представлялось ему не особенно прочным. Исход борьбы был еще не вполне ясен. Казалось вероятным, что Сигизмунду и его сторонникам еще удастся при косвенной поддержке Речи Посполитой если и не одержать полную победу, то по крайней мере не допустить герцога Карла на контролируемые ими территории. На южной границе взаимоотношения с Османской империей были урегулированы долгосрочным мирным соглашением, а в граничивших с Речью Посполитой княжествах — Семиградье и Молдавии — сидели польские ставленники. Международные позиции Речи Посполитой представлялись прочными, и это настраивало канцлера на сравнительно спокойный лад.

Еще более уверенно оценивали ситуацию король Сигизмунд и его советники, что видно из их реакции на предложения, доставленные в апреле 1599 г. русским посольством. Русские предложения прислать в Москву посольство для возобновления переговоров о мире рада отклонила, потребовав, чтобы соответствующие переговоры проходили не в Москве, а в Варшаве