С мыслями о соблазнении - страница 64

маленькой девочке, все это слишком тошнотворно и приторно. У ваших

читателей заболит живот.

− Но ведь именно собака сводит влюбленных вместе!

− Пусть их объединит общее горе – что может быть лучше? Послушайте, −

добавил он, когда Дейзи несогласно пискнула. – Уже само по себе плохо, что

Далтон спасает собаку каким-то чудесным и совершенно неправдоподобным

образом, но когда он приносит ее домой к Джемме и Ингрид, вся история

скатывается до сопливой бестолковщины на розовой водичке. Разумеется, если

вы не пишете эту книгу для детей, в таком случае следует придержать спасение

собаки для конца…

− А может, вы просто так пресыщены и циничны, − перебила его Дейзи, − что

не представляете возможной веру в светлые, счастливые моменты.

Себастьян пожал плечами.

− Хорошо. Не убивайте собаку. Превратите своих персонажей в однобоких

бумажных кукол, а роман – в глупый фарс. В конце концов, это же ваша книга.

В Дейзи взыграл норов.

− Одно то, что я предпочитаю спасти собаку, не делает моих персонажей

однобокими, а роман глупым фарсом!

− Еще как делает, и в этом ваша вина. Вы как автор подготавливаете почву для

решительного момента и ведете к нему читателя, надо признать, довольно

умело. Убийство собаки вписывается идеально. – Через стол он бросил на нее

проницательный взгляд. – Но когда этот момент настает, вы не находите в себе

сил это сделать, понимаете? Потому что вы уже превратили собаку в отдельного

персонажа и печетесь о ней. Это побуждает вас спасти ее, свернув историю в

совершенно неправдоподобное русло, тем самым теряя последнюю

возможность поразить читательские чувства сильной, душераздирающей

сценой. Вместо этого вы предпочитаете превратить историю в сомнительный,

сентиментальный вздор.

Сжав губы, Дейзи отвернулась. Он прав. Когда настало время убить собаку, она

не смогла этого сделать. Дейзи пыхтела целыми днями, силясь изыскать

правдоподобный способ спасти животное, но даже ей самой было понятно, что

результат вышел неубедительным. Она с самого начала знала, что собака

должна умереть, но когда это подтвердил другой, тот, чьи работы она уважала, у

Дейзи противно засосало под ложечкой.

Она вновь посмотрела на него.

− А может, есть какой-нибудь способ… − Голос Дейзи сорвался, и она

проглотила комок. – Может, есть способ ее спасти?

Она и без того знала, что это невозможно, и, когда граф покачал головой,

сдалась.

− Что ж, хорошо, − пробормотала она, чувствуя себя совершенно раздавленной.

– Я убью собаку. Но если эту книгу когда-нибудь опубликуют, многие будут на

меня сердиться.

Серые глаза смотрели твердо, и ответ был беспощаден.

− Вы не можете позволить чувствам аудитории диктовать, что будет

происходить в вашей книге. Храните верность сюжету. Сюжет – единственное,

что имеет значение. Сюжет перевешивает все.

Дейзи кивнула. Вот что сделало из него стоящего автора, поняла она. Он ставил

сюжет на первое место, впереди любых личных чувств. Вот чему ей надо

поучиться. Подняв голову, она попыталась собраться с духом.

− Ладно, но если уж я отправлю собаку на тот свет, то намерена хорошенько

себя за это вознаградить! Пожалуй, шоколад подойдет, поскольку, боюсь, я буду

совершенно подавлена.

Лицо Себастьяна смягчилось, и он неожиданно рассмеялся.

− Не сомневаюсь. Убийство собаки может напрочь разрушить писателю весь

день. – Склонив голову набок, он все еще улыбался, скрестив руки на груди. – И

частенько вы себя вознаграждаете?

− Да. Всякий раз, когда предстоит сделать что-то трудное, меня подбадривает

мысль о том, что по завершении меня ждет поощрение. – Внезапно ее осенило. –

Вы могли бы тоже попробовать этот метод – как знать, вдруг поможет.

– Еще один способ сделать из работы развлечение?

– Именно. – Дейзи состроила рожицу. – Смейтесь надо мной, если хотите.

Улыбка исчезла с лица Себастьяна.

– Я вовсе не смеюсь.

И тут она вновь увидела некий проблеск в его глазах. Ей не удалось распознать

его прошлым вечером, но теперь, глядя на него, она поняла, что это. Нежность.

В горле пересохло, она могла лишь смотреть на Себастьяна, не в силах отвести

взгляд. Но в гостиной гулко пробили большие старинные часы, их тяжелый бой