С нами были девушки - страница 10
— А-а…
— Читали?
— Старое издание. Наверное, и в библиотеке не найдешь. Нравится?
— Тут о девушке одной, которая пошла с французами воевать. Это когда Наполеон на Россию напал.
— Переоделась мужчиной, — добавила художница, оторвавшись от черчения. — Потому что женщин тогда в армию не брали.
— И никто не знал, что корнет Александров — это Надежда Дурова… Интересная жизнь у нее была! — проговорила после паузы собеседница Андрея, взяв из его рук книгу.
— А что хорошего? — вмешалась Мария Горицвет, которая, закончив работу в парикмахерской, пришла в казарму. — Счастья так и не видела, только и всего что слава.
— Как же вы понимаете счастье? — с удивлением спросил Земляченко.
— Обыкновенно. Сколько бывает, что человек всего себя отдает работе, а сам остается без личного счастья. Да что далеко ходить!..
Андрей поймал себя на том, что насмешливо посматривает на Грищука: «Вот тебе и терпеливое мужество!»
— Замуж потянуло! — не растерялся Грищук. — Тогда, Мария, надо было не в армию проситься, а дома сидеть.
— Там ей было не очень весело, — не поднимая головы, кольнула Марию художница. — Старые да малые остались.
— Ну кто пришел сюда за личным счастьем, тот дверью ошибся, — подсмеивался Грищук. — Впрочем, кто ищет, тот найдет. Только действуйте побыстрей, а то закончится война, и хлопцы по домам разбегутся…
— Очень нужны нам хлопцы! Что мы, любовь крутить сюда приехали, товарищ лейтенант? — раздался чей-то строгий голос из глубины казармы. — Не дождутся того ваши хлопцы!..
В полутьме Земляченко не смог разглядеть лица говорившей.
До сих пор он завидовал своему спутнику, который так непринужденно разговаривал с девушками в солдатской форме. Грищук ему понравился, и Земляченко уже собирался рассказать о приключении на речке. Однако сейчас он рассердился на лейтенанта, сведшего интересный разговор к пошловатой шутке.
Тем временем дневальная, взглянув на часы, скомандовала:
— Готовиться к смене!
Девушка, которая штопала носок, сделала последний стежок, вытянула кружку и воткнула иголку в отворот пилотки. Одновременно поднялась художница. Свернув рисунок, она положила его в тумбочку. Начали готовиться к смене и солдаты, сидевшие поодаль на своих кроватях. Собирались они не торопливо, но и не медленно — как люди, которые делают привычное дело. Туже затягивали ремни, расправляли складки на гимнастерках. Взяв с полки возле столика дневальной щетку, по очереди обмахивали в коридоре свои кирзовые сапожки.
— Разрешите, товарищ лейтенант…
— Действуйте, — кивнул Грищук.
— Смена, становись! — подала команду дневальная.
Солдаты без лишней суетни встали в строй.
— Старшая смены, проверить подготовку!
Художница с ефрейторскими нашивками на погонах вышла из строя, круто повернулась и начала внимательно осматривать подруг.
Андрей залюбовался девичьими лицами. Они стали суровыми, с них слетело выражение домашности, женственности. «Как на боевое задание», — подумал Андрей, и легкая усмешка скользнула по его губам. Старшая смены, наверно, заметила это, потому что, повернувшись к Грищуку, подчеркнуто громко отрапортовала:
— Товарищ лейтенант, смена готова к выполнению боевого задания!
— Все в порядке? — справился Грищук у ефрейтора.
— Так точно, товарищ лейтенант! Разрешите вести строй?
— Ведите!
— Налево!.. Шагом марш! — резким голосом командовала художница.
Дежурная смена телефонисток и радисток двинулась в оперативную комнату батальонного поста.
В казарме стало тихо. Здесь остались только офицеры, Горицвет и дневальная.
— Значит, замуж охота, Мария? — лениво спросил Грищук.
— Замуж — не напасть, кабы замужем не пропасть, — лукаво отозвалась та.
— Что верно, то верно, — согласился Грищук.
Отойдя, к пирамиде с оружием, он взял карабин, вытянул затвор и стал заглядывать против фонаря в сверкающий ствол, давая этим понять, что с шутками покончено.
Земляченко тем временем рассматривал портреты и плакаты на стенах.
Через минуту Грищук поставил винтовку в пирамиду.
— Время и мне сменяться… Погуляй тут, друже. Освобожусь — пойдем на радиостанцию, — и он вышел из комнаты.
В коридоре послышался глухой шум. Он приближался, нарастал и вскоре превратился в мерный топот солдатского строя.