С нами были девушки - страница 11
— С занятия возвращаются, — ответила дневальная на немой вопрос Андрея. Тот кивнул головой и отошел в угол, заинтересовавшись плакатом «Подвиг Гастелло».
Дверь резко открылась, пропуская девушек. Переглянувшись с дневальной, которая кивнула на офицера, девушка, что привела строй, скомандовала: «Смирно!» — и, приблизившись к Земляченко, отрапортовала:
— Товарищ лейтенант! Отделение возвратилось с занятий. За командира ефрейтор Чайка.
Андрей, услышав чистый, звонкий девичий голос, повернулся и принял стойку «смирно». Сердце его застучало сильнее. Перед ним стояла та самая девушка, которую он видел сегодня возле речки.
3
Лежа на твердом топчане, Земляченко не мог уснуть. Первый день в новой части, богатый впечатлениями, утомил его. Еще час или два назад, возможно, он и уснул бы. А сейчас в голову лезла всякая всячина.
В офицерской комнате было полутемно, в открытое окно светил золотой полумесяц. «Ниченька мисячна, зоряна, ясная, видно — хоч голки сбирай», — подумалось Андрею; послышался мотив песни, будто кто запел ее рядом, вспомнилась передовая. Там солдаты на все корки ругают «ноченьку ясную». Гитлеровцы сейчас наверстывают, их бомбардировщики коршунами вьются над землей, враг пытается контратаковать… «Видно — хоч голки сбирай…» А потом не иголки, а раненых полезут подбирать санитары.
Андрей услышал возле себя храп. Слева от него, накрывшись с головой, спал тот самый офицер, с которым Андрей познакомился в столовой, — начпрод части Белоусов.
Лейтенант протянул руку к его кровати и легонько дернул за одеяло. Не помогло. Пришлось подняться и поправить соседу подушку. Белоусов спросонок что-то пробормотал и повернулся на бок.
Земляченко посмотрел на кровать справа от себя. Там, разметавшись, спал Грищук.
«Страж неба! — с иронией подумал Андрей. — Еще и про мужество болтают. Мужество и терпение! Посидели бы в гнилом окопе или позябли на Миусе в камышах, по грудь в воде, под роем пуль, среди всплывающих разбухших трупов! А то окопались в этой тиши в начищенных сапожках и беленьких подворотничках. Придумали себе красивые слова, чтобы хоть как-нибудь оправдаться перед собственной совестью… Терпение — это еще понятно… Надо-таки терпение, чтоб выдержать среди этого девчачьего войска…»
Он вздохнул и опять умостился на топчане. Сон не шел.
Лег на бок, попробовал, как в детстве, зажмурив глаза, считать от единицы до десяти… Цифры сменяли одна другую, но сон не приходил. Андрей начал считать до сотни. Цифры вспыхивали и гасли в усталом мозгу. Наконец Земляченко лег на спину, раскрыл глаза. На серебристой стене отражались черные мохнатые тени ветвей, рисовались причудливые картины.
По какой-то ассоциации ему вспомнились встречи с ефрейтором Чайкой.
Вначале это была незнакомая девушка в солдатской гимнастерке, молча стоявшая со свертком в руке, пока подруга разговаривала с офицером. В отличие от подруги она чувствовала себя неловко, даже пряталась за ее спиной. Затем выглянула и поразила Андрея своим глубоким, задумчивым взглядом… И вот — стройный, подтянутый ефрейтор, который докладывает ему в казарме, оказывается той же самой девушкой. Зина…
В военном училище Андрей не задумывался над тем, как сложится в будущем его личная жизнь. Черные тучи клубились над Родиной, над всем любимым и дорогим ему. Не об этом думалось и на переднем крае. Только в госпитале, когда участливые, нежные руки санитарки поправляли подушку, или весенними вечерами, когда свободные от дежурства девушки пели в госпитальном саду, что-то тревожно-обидное заползало в его душу…
И вот встреча с Зиной. Что это: случайность — просто вихрь войны кинул их в одно место — или, может, что-то большее?..
Да нет! Кто ищет сейчас личного счастья?!
А ведь славная девушка. Такая нежная стыдливость в каждом ее жесте, такой чистый взгляд! Интересно, какого цвета у нее глаза — серые или синие? Наверно, синие. А может, просто светлые, чуть голубые?..
Андрей никак не мог вспомнить, какие же у нее глаза? Он поднялся. Где уж тут спать! Осторожно, чтобы не наткнуться на кровать, подошел к окну.
С улицы веяло свежестью. Воздух, казалось, был густым и сладким — это душистая липа в жаркой истоме смешивала свой аромат с запахом отцветающей акации.