Сад Толстого [сборник] - страница 7

— Здравствуйте, здравствуйте! Спасибо, что пришли!

С первого же взгляда понравился, показался близким, давно знакомым. Все закричали:

— Здравствуйте, Лев Николаевич! Здравствуй, дедушка! Ура!

Он сошёл по ступенькам на землю, приблизился к детям:

— Здравствуйте, здравствуйте, дети! Спасибо, что пришли, спасибо!

Голос ласковый, улыбка добрая, глаза весёлые.

— Здравствуй, здравствуй, дедушка! Здравствуй, Лев Николаевич!

— Что же, вы все из Тулы?

— Из Тулы, все из Тулы.

— А раньше в деревне бывали?

— Нет, никогда не бывали. Первый раз.

— А не уморились от станции по жаре идти?

— Нет, дедушка, не уморились, нисколько не уморились.

Он расхаживал между детьми, некоторым ласково клал руку на голову, а к самым маленьким нагибался, заговаривал с ними.

У одного мальчика спросил:

— А что же это у тебя щека подвязана?

— А у меня зубы болят.

— Зачем же ты с больными зубами пришёл?

— Очень вас, дедушка, повидать хотелось. Я книжки ваши читывал. Про Жилина и Костылина такая интересная, самая моя книжка любимая.

Он всем улыбался, и дети тоже улыбались. И улыбка сближала их друг с другом.

Пока он расхаживал среди детей, за ним по пятам следовала одна девочка, девятилетняя Катенька Гоголева, ни на шаг от него не отступала, всё что-то сказать ему хотела, да боялась. Когда же он один раз обернулся к ней и взглянул на неё, она осмелела и тоненьким голоском спросила:

— Лев Николаевич, а скажите, пожалуйста, сколько вам лет?

— Семьдесят девять, — ответил он.

Катенька с удивлением воскликнула:

— Семьдесят девять? Как семьдесят девять? А я думала девяносто семь!

Толстой и все дети рассмеялись. Он сказал:

— Это ты, милая, перепутала. Цифру девять поставила на место семи, а цифру семь на место девяти.

Все засмеялись ещё больше, но Катенька не смеялась, она не спускала глаз с «дедушки» и внимательно, серьёзно его рассматривала, потом сказала:

— А я, Лев Николаевич, вас видела на картине. Там вы моложе и лучше.

— Ну конечно, лучше. Конечно, лучше, — весело проговорил Толстой.

Вдруг раздался визг. Все взглянули в ту сторону. Что же оказалось? На углах дома, под желобами, стояли кадки, полные воды. Несколько мальчиков стали обрызгивать ею друг друга. Вот и визжали от удовольствия. До чего же приятно было освежиться в жару!

Тогда Лев Николаевич крикнул:

— А хотите, пойдём купаться?

— Хотим, Лев Николаевич, хотим, дедушка. Ребята, купаться. Айда купаться! Купаться!

Сотни мальчиков окружили Толстого, и он повёл их на реку Воронку. Нелегко ему было в его семьдесят девять лет идти более двух километров по жаре, но он не посчитался с этим: уж очень ему хотелось ребятам удовольствие доставить. И лет ему много было, и знойная жара томила, а шёл он бодрой, быстрой походкой, выпрямился, грудь выставил вперёд. Ну, прямо богатырь! Шёл так скоро, что некоторые мальчики даже еле поспевали за ним.

Прошли яблоневый сад. Вышли на полянку. Солнце жгло невыносимо. Лев Николаевич вдруг остановился и вынул из кармана какой-то беленький узелочек. Помял его, ткнул в него пальцем, и что же из узелка получилось? Большая-пребольшая шляпа с широченными полями. Её Льву Николаевичу с Кавказа прислали. Очень она хорошо лицо от солнца защищала; из белого полотна сделана, на проволочный пружинистый каркас натянута.

А ребятам показалось, что это Лев Николаевич с ней фокус сделал, и они с любопытством на шляпу глядели. Лев Николаевич был доволен, что потешил их шляпой, и весело улыбался.

— Дедушка, Лев Николаевич, а ну-ка проделай ещё!.. Ну и шляпа! — кричали они.

Лев Николаевич снял шляпу, сжал её в комочек, положил в карман, снова вынул, нажал, и комочек вдруг опять развернулся, и снова получилась большая шляпа с широкими полями.

Мальчики не могли нарадоваться.

— Дедушка, дедушка, а ну ещё проделай. А ну ещё разок.

Все хотели видеть фокус. И Лев Николаевич без устали повторял его.

Когда все насмотрелись, Лев Николаевич надел шляпу и зашагал дальше. Дошли до берёзовой рощи, потом через берёзовую рощу вышли на лужайку, в конце которой росли две высокие берёзы.

— А кто скорее добежит до тех берёз? — воскликнул Лев Николаевич и похлопал в ладоши. — Раз, два, три!