Самскара - страница 7
А цветы, росшие у дома Наранаппы, предназначались только для волос Чандри и для большой вазы в спальне. И будто мало было этого вызова, брошенного всей деревне, Наранаппа посадил перед самым домом куст «ночной красавицы», любимицы змей, цветка, непригодного для приношения ни одному из богов. В ночной темноте раскрывались цветы, усыпавшие куст, наполняли аграхару густым, томным запахом, вызывавшим мысли о необузданных страстях… Обитатели аграхары ерзали во сне, извивались, как змеи под властью заклинаний. Люди с тонким обонянием жаловались на головные боли, проходя мимо «ночной красавицы», затыкали носы подолами рубах. Кое-кто даже говорил, будто Наранаппа вырастил куст, чтобы змеи помогали ему охранять золото, которого в доме полным-полно. Добродетельные брахминские жены с куцыми, жиденькими косичками, с личиками сморщенными и увядшими украшали себя жасмином и мандарой. Чандри сворачивала черные волосы толстенной змеей на зачылке и вкалывала в них ярко-желтый чампак или одуряюще душистый панданус. Дневные запахи были нежными, чуть заметными-пахло сандаловой пастой от брахминов, пахли мелкие цветочки париджаты. Но счоило стемнеть, как в аграхаре воцарялся дух «ночной красавицы».
Хлебное дерево и манго, которые росли у каждого дома, давали разные по вкусу плоды. И цветами, и фруктами было принято делиться, ибо сказано же: раздели плоды, чтобы все ели, раздели цветы, чтобы все носили. Один только Лакшман потихоньку вывозил половину урожая и продавал перекупщикам из Гоа. Но он и славился как скупердяй. Когда к ним приезжала погостить родня жены, он, как беркут, следил за каждым движением жениных рук-кто ее знает, что она вздумает послать в дом своей матери. В жару в каждом доме готовили салат-косамбари, делали фруктовые напитки и посылали угощение соседям. Соседи ходили друг к Другу в гости. Наранаппа опять-таки жил сам по себе. Десять домов было в аграхаре; дом Наранаппы, самый большой, стоял в конце улицы. Задние дворы домов по одну сторону улицы выходили на речку Тунгу, к речке вели ступени, давным-давно сложенные какой-то благочестивой душой. В сезон дождей вода в речке поднималась и несколько дней угрожающе ворчала, делая вид, будто готова залить аграхару; дети томились на берегу, смотрели на кипение волн, слушали их рокот, но потом вода спадала. К середине лета речка пересыхала, от нее оставались три тоненькие струйки, еле слышно шуршавшие по дну. Брахмины выращивали в речном русле зеленые и желтые огурцы, полосатые арбузы. Потом чуть не весь год огурцы, обернутые сухими листьями бананов, будут свисать с потолочных балок. В сезон дождей огурцы ели во всех видах-готовили кари с огурцами, тушили их, из семян получался суп. Объевшись пресными огурцами, брахмины с нетерпением беременных женщин ожидали возможности попробовать острые зеленые манго. Жизнь брахминов текла размеренно: их приглашали на обрядовые угощения по случаю похорон, свадеб и других событий. По большим праздникам, как, например, ежегодный храмовой праздник или годовщина смерти святого Тикачарии, устраивались большие угощения для брахминов в монастыре милях в тридцати от аграхары.
Аграхара звалась Дурвасапура. Посреди речки Тунги торчал островок, на котором росло с полдесятка деревьев. Брахмины верили, что там по сей день живет мудрец Дурваса. Во времена, когда еще и «Махабхараты» не было, пятеро братьев, пандавов, поселились ненадолго в Каимаре, милях в десяти отсюда. Однажды царица Драупади пожелала искупаться в реке. Бхима, всегда готовый исполнить любую прихоть жены, запрудил Тунгу. Наутро, когда мудрецу потребовалась вода для омовения и молитвы, он спустился к реке и увидел сухое русло. Мудрец разгневался. Но Дхармараджа, старший из братьев, наделенный даром всевидения, поспешил сказать Бхиме, что и Дурвасе нужна вода. Бхима бросился к запруде и впопыхах проломил ее в трех местах, вот почему река в засуху начинает течь тремя тоненькими струйками. Брахмины Дурвасапуры рассказывают жителям соседних аграхар, что ранним утром двенадцатого дня луны всякий подлинно благочестивый человек может услышать, как мудрец Дурваса дует в молитвенную раковину. Но брахмины никогда не опускались до утверждений, будто сами слышали звуки раковины.