Самскара - страница 9

— Если так обстоит дело, — произнес он, — то нам не должно проявлять поспешность. Вся Южная Индия знает и чтит вашего Пранешачарию. Пусть же он подумает и решит, как следует поступить. Он может рассудить, где добро и где зло.

А Манджайя добавил:

— И не беспокойтесь о расходах Разве Наранаппа не был мне другом? Я позабочусь обо всем.

Это был выпад в сторону мадхвов, славившихся скупостью.

Отправив брахминов в Париджаэапуру, Пранешачария велел Чандри ждать, а сам пошел к больной жене. Он подробно рассказал ей о том. как чиста сердцем Чандри, как сложила она к его ногам золотые украшения и как ее щедрость осложнила дело.

Потом он разложил перед собой связки пальмовых листьев со священными текстами и стал перебирать их в поисках верного решения.

Сколько Пранешачария помнил себя, Наранаппа вечно мешал всем жить. И даже не в самом Наранаппе была беда, а в том, чья возьмет в аграхаре: его, Пранешачарии, праведный образ жизни и приверженность обычаям старины или разнузданность Наранаппы. Пранешачария силился понять, что толкнуло Наранаппу на этот путь, молился за него, прося бога послать ему прозрение.

Дважды в неделю Ачария постился во искупление вины Наранаппы. Пранешачария мучился и мыслью об обещании, которое он дал умирающей матери Наранаппы. Ачария сказал тогда ей в утешение: «Я не брошу гвоего сына, верну его на путь благочестия, не тревожься так за него!»

Но по пути благочестия Наранаппа идти отказался и ничьих добрых советов выслушивать не пожелал.

Он еще и другим показал пример: буквально из-под носа Пранешачарии увел и Шьяма, сына Гаруды, и Шрипати, зятя Лакшмана, которых Ачария учил санскриту. Шьяма Наранаппа подбил бросить дом и уйти в армию.

Устав от жалоб на Наранаппу, Ачария решился наконец поговорить с ним. Когда он вошел в дом, Наранаппа валялся на мягком матрасе. Уважение он проявил, поднявшись на ноги, но слушать Ачарию так и не стал. Хуже того-не постеснялся сказать без всяких обиняков, что он думает о брахминах и об их долге.

— Ваши священные Книги, ваши обряды-никому они больше не нужны. Национальный конгресс забирает власть, и скоро вас заставят открыть двери храмов для неприкасаемых, — богохульствовал Наранаппа.

— Остановись! — вынужден был прервать его Ачария. — Произнося злые слова, ты собственной душе ущерб причиняешь… И не отвращай Шрипати от его жены.

Громкий хохот был ему ответом.

— О Ачария, ну кому же охота спать с женщиной, не доставляющей удовольствия! Разве что брахмину, который все равно не знает, что с женщиной делают! Ах вы, брахмины, святоши иссохшие, вы и меня хотели бы на цепь посадить при какой-нибудь кликуше-лишь бы из моей касты была! Да захлебнуться бы вам всем в вашем благочестии; одна жизнь у человека, одна, ясно? Все остальное-сказки! Правильно говорил в древние времена Чарвака: мир материален, жизнь одна, ей нужно радоваться и жить в свое удовольствие. Хоть в долг, а жить!

— Живи как хочешь, твое право, — взмолился Ачария, — но об одном прошу: молодежь не развращай!

Наранаппа только фыркнул.

— Ты знаешь, кто молодежь развращает? Вы сами! Гаруда слывет благочестивым брахмином, так ведь? А Гаруда грабит бритоголовых вдов, Гаруда с деревенскими колдунами якшается-хорош брахмин! Ладно, Ачария. Жизнь покажет, кто прав: я или ты. Увидим, долго ли еще продержатся все эти брахминские штучки. Высшая каста, дваждырожденные, всеми почитаемые — да я с радостью все это отдам за часик с горячей девкой в постели! И уходи, Ачария. Говорить нам не о чем, а обижать тебя я не хочу.

И Ачария ушел ни с чем.

Почему же он все-таки противился изгнанию отступника из касты? Из-за чего-из страха или из жалости? А может быть, из упрямства, из-за того, что очень уж хотелось сломить Наранаппу? Что бы там ни было, но сейчас мертвый Наранаппа бросает вызов благочестию Ачарии, как делал это при жизни.

В последний раз Ачария виделся с Наранаппой три месяца назад. Вечером четырнадцатого дня луны Гаруда ворвался к нему с криками, требуя, чтобы он что-то предпринял; утром того дня Наранаппа с целой компанией мусульман явился к храмовому пруду, у всех на глазах выловил священных рыб и унес. Громадные откормленные рыбины сами подплывали к берегу и брали рис из рук; любой, кто вздумал бы их тронуть, должен бы захаркать кровью и умереть. Во всяком случае, брахмины в этом не сомневались. А Наранаппа презрел запрет — и хоть бы что.