Санкт-Петербургские вечера - страница 17
Супруги должны помышлять лишь о том, чтобы иметь детей, — и скорее даже не о том, чтобы их иметь, а о том, чтобы подарить их Богу (Фенелон.>(51) Духовные сочинения, in 12°, т. III, О браке, № XXVI).
Все остальное — от человека!
Упомянув этот закон, следует привести еще одну великолепную мысль Фенелона. «Ах! — восклицает он. — Если бы религию создавали люди, они бы создали ее совсем по-другому.»
>9 (Стр. 44. «Когда он по видимости подчиняется одним только материальным законам»)
Эти таинственные идеи овладевали многими знаменитыми умами. Ориген, которому я, чтобы не стеснять его мысль, позволю выражаться на его родном языке, писал в своем сочинении о молитве:
Έάν μή και των κατά τον γάμον σιωπάσθαι άξιων μυστήριον τό εργον σεμνότετον, και βραδύτερον, και άναθέστερον γίνηται... (Origenis De oratione, Ορρ., in fol., t. I, p. 198, № 2).>(52)
A в другом месте, там, где речь идет о законах Моисея, он говорит:
Ούδέ παρά Ίουδαίοις γυναίκες πεπεράσκουσι την ώραν παντι τώ βουλομένφ και ένυβρίζειν τή φύσει τών ανθρωπίνων σπερμάτων (idem Contra Celsum, I, V >).>(53)
Мильтон не в силах был постичь и выразить все величие этих таинственных законов (John Milton's Paradise lost, IV, 743; VIII, 798),>(54) а комментировавший его Ньютон указывает, что слова «таинственные законы* обозначают у Мильтона нечто такое, чего не следует разглашать, но должно хранить в благоговейном молчании и «почитать как таинство*.
Но изящный теософ, который жил в наши дни, взял тон еще более возвышенный: «Закон позволяет отцам и матерям пребывать девственными в своем потомстве, дабы беспорядок и неустройство обрели наказание, — именно так и вершится дело Твое, верховный Бог... Сколь глубока мудрость, заключенная в порождении живых существ\ Φύσει των ανθρωπίνων σπερμάτων. Я хочу, чтобы вы безусловно предались высшей силе: довольно и того, что она соблаговолила подарить нам в этом мире смутное изображение законов своей эманации. Супруги целомудренные! Почитайте себя за ангелов в изгнании и т. д.* (Сен-Мартен.>(55) Человек желания, in 8°, § 81).
>10 (Стр. 45. «Невозможно установить, до какой степени добродетель в силах ограничить отвратительное господство физического зла*)
Так станем же вместе с превосходным еврейским философом, сочетавшим мудрость Афин и Мемфиса с мудростью Иерусалима, всей душой верить в то, что «справедливое наказание оскорбившему Творца своего есть отдание в руки врача* (<Сир.> 38, 15).>(56) Будем слушать его с благоговейным вниманием, когда он добавляет: «И сами врачи пусть молят Господа, чтобы даровал он им успех в исцелении больных и спасении их жизни* (ibid., 14). Заметим, что в божественном законе, сотворившем все ради духа, есть, тем не менее, одно тайн-ство>у т. е. действие духовное, которое установлено именно для исцеления от недугов телесных, причем чисто духовные его последствия поставлены в данном случае на второе место (Иак. 5, 14— 15).>(57) Попытаемся же, насколько возможно, постигнуть действенную силу молитвы праведного (Иак. 5, 16),>(58) и особенно той апостольской молитвы, которая посредством некоего божественного внушения прекращает самые мучительные боли и заставляет забыть о смерти, я сам это часто наблюдал у тех, кто слушает молитвы с верою* (Боссюэ. Надгробное слово герцогине Орлеанской).
И тогда мы легко поймем мнение тех, кто убежден, что благочестие есть первейшее достоинство врача. Что касается меня, то я торжественно объявляю, что врачам-безбожникам предпочту убийц с большой дороги: против последних позволено, по крайней мере, защищаться, и к тому же их по-прежнему время от времени вешают.
Ьеседа вторая
Граф. Вы перевернули чашку, г-н кавалер? Стало быть, чаю вы больше не желаете?
Кавалер. Нет, благодарю вас. Сегодня я ограничусь одной чашкой. Воспитанный, как Вам известно, в одной из провинций южной Франции, — а там в чае видят лишь средство от простуды — я жил затем в странах, где этот напиток в большом употреблении. Не желая отличаться от других, я стал его пить, но никогда не мог найти в нем достаточно удовольствия для того, чтобы он превратился для меня в потребность. И к тому же я из принципа не большой охотник до этих новомодных напитков: кто знает, не принесли ли они с собою новые болезни?