Санкт-Петербургские вечера - страница 49

что наше правосудие позволяет виновному ускользнуть вследствие собственного бессилия или продажности, тогда как правосудие божественное (если даже оно, как нам может показаться, и не замечает преступлений) откладывает кару лишь по достойным благоговения причинам, которые не вовсе недоступны нашему разуму.

Кавалер. Что до меня, то я больше не намерен спорить по этому поводу — тем более, что здесь я нахожусь в чуждой стихии, ибо прочел на своем веку слишком мало книг по метафизике. Но позвольте обратить ваше внимание на одно противоречие, беспрестанно поражающее меня с тех пор, как начал я вращаться в великом круговороте этого мира, — мира, который, как вам известно, есть также и великая книга. С одной стороны, все славят счастье — и даже земное счастье добродетели. Первыми стихами, оставшимися у меня в памяти, стали строки Луи Расина ^>(4) из его поэмы о Религии: Adorable vertu.que tes divins attraits, и так далее. Вы знаете: моя мать научила меня этим стихам, когда я еще не умел читать. И сейчас еще вижу я себя у нее на коленях, повторяющим эту прекрасную тираду, которую не забуду уже никогда. В самом деле, я нахожу, что в ней выражена разумнейшая мысль, и порою мне казалось, что весь род человеческий с нею согласен, ибо все вокруг в один голос превозносят счастье добродетели: описанием этого счастья наполнены книги, оно гремит на театре, и какой же поэт не стремился выразить эту истину самым живым и проникновенным образом? Расин заставил звучать в душе государей нежные и вдохновляющие слова: Partout on те benit, on m’aime\ и нет человека, которому подобное счастье не было бы более или менее доступно соразмерно обширности той сферы, в центре которой он поставлен. В семейном кругу мы часто говорим: нет ничего удивительного в том, что такому-то купцу сопутствует удача; он обязан ею своей честности, аккуратности и бережливости, которые и снискали ему всеобщее доверие и уважение. А кто из нас тысячу раз не слышал, как выражается здравый смысл простого народа: Господь благословил это семейство; они — честные люди, сострадающие беднякам, и не диво, что они во всем преуспевают. И в обществе, даже самом пустом и легкомысленном, охотнее всего рассуждают о тех преимуществах, которые честный человек имеет перед самым удачливым негодяем, — одним словом, нет в мире силы, более всеохватывающей и неодолимой, чем сила добродетели. И должно согласиться: если земное счастье не в этом, то где же его искать?

Но в то же самое время, от одного края вселенной до другого столь же единодушно звучат иные голоса: L’innocence a genoux tendant la gorge au crime.

И можно подумать, что добродетель существует в нашем мире лишь затем, чтобы страдать, чтобы терзал ее порок, бесстыдный и вечно безнаказанный. Только и слышишь что об удачах наглости, успехах мошенничества и злонамеренности; не видно конца рассуждениям об обманутых надеждах простодушной честности. Все вокруг предаются интригам, коварству и разврату. Не могу сейчас вспомнить без смеха письмо одного остроумного человека другу, где шла речь об их общем знакомом, который незадолго до того занял высокую должность: «Г-н*** вполне это место заслуживал и, однако, его получил».

И в самом деле, присмотревшись ко всему этому поближе, бываешь порой готов поверить, что в большинстве случаев порок явно берет верх над честностью. Так объясните же мне это противоречие, тысячу раз поражавшее мой ум: ведь все человечество, как кажется, убеждено в двух совершенно противоположных вещах. Устав от размышлений над этой мучительной проблемой, я кончил тем, что решил больше о ней не думать.

Граф. Прежде чем изложить собственное мнение, позвольте, г-н кавалер, поздравить вас с тем, что Луи Расина прочли вы раньше, чем Вольтера. Его музой, наследницей другой, более славной музы, должен дорожить всякий воспитатель. Ведь она, пусть и не является всеобъемлющей, есть все же муза семейная, воспевающая лишь разум и добродетель. Голос этого поэта негромок — зато он нежен и всегда справедлив. Его «Священные стихотворения» полны мыслей, чувств и умиления. В глазах света и академий Руссо стоит выше, но в церкви я бы подал голос за Расина. И я рад тому, что начали вы именно с этого поэта, а еще более — что выучили его стихи на коленях вашей матери, которую при ее жизни я глубоко почитал, да и сейчас нередко чувствую желание на нее сослаться. Без сомнения, именно нашему полу надлежит готовить геометров, стратегов, химиков и т. п., — однако то, что называют человеком, то есть человеком нравственным, образуется, быть может, к десяти годам, и великое несчастье, если происходит это не на коленях матери. Ничем не заменить подобного воспитания. И если мать вменяет себе в первейший долг запечатлеть на челе своего сына божественные черты, то можно почти не сомневаться, что рука порока не сотрет их никогда. Конечно, молодой человек может сбиться с пути, но он, если позволите подобное выражение, опишет кривую, которая вернет его в ту точку, от которой он удалился.