Санкт-Петербургские вечера - страница 60

с. 438). — Прим. изд.

7. (Стр. 163. «Вокруг злодея вижу я, кажется, весь ад поэтов, TERRIBILES visu formae: изнурительную тревогу, болезненную бледность и т. д »)

Vestibulum ante ipsum,primisque in faucibus Orci, Luctus et ultrices posuere cubilia curae;

Pallentesque habitant morbi,tristisque senectus,

Et metus, et malesuada famés, et turpis egestas, Terribiles visu fomae; lethumque,laborque;

Tum consanguineus lethi sopor, etmala mentis GAUDlA.mortiferumque adverso in limine bellum, Ferreique Eumenidum thalami.et discordia demens, Vipereum crinem vittis innexa cruentis

(Virgilii Aeneis, VII, 273-280).^>(42) В словах «Et mala mentis gaudia»^>(43) заключен целый трактат о морали.

8. (Стр. 164. «А в довершение картины рядом с истерзанным злодеем поэт изображает безмятежный сон невинности»)

An magis auratis pendens laquearibus ensis Pupureas subter cervices terruit, imus,

Imus praecipites quam si sibi dicat.et intus Palleat infelix.quod proxima nesciat uxor.

(A. Persil Satirarum, lib. III, v. 40-44).^>(44)

Граф. Мне снова пришло на ум одно сомнение г-на кавалера. Долгое время должно было казаться, будто мы о нем забыли, ибо в беседах, подобных нашей, существует самое настоящее течение, которое относит нас в сторону против воли. И все же теперь к этому сомнению необходимо вернуться.

Кавалер. Я и сам прекрасно чувствовал, что нас уносит в сторону. Но когда море совершенно успокоилось и подводные камни исчезли, когда мы уже не испытывали недостатка ни во времени, ни в съестных припасах, когда (и это, по-моему, главное) дома у нас уже не было никаких дел, — тогда мне не оставалось ничего другого, как любоваться окружающими видами. Впрочем, если уж вы непременно хотите вернуться, то признаюсь вам, что я отнюдь не забыл сказанные вами во второй беседе слова о молитве — они вызвали у меня известные затруднения, пробудив в моем разуме идеи, не однажды его осаждавшие. Прошу вас, напомните мне ваши мысли.

Граф. Вот каким образом пришел я к разговору о молитве. Всякое зло есть наказание, а отсюда следует, что никакое зло нельзя считать абсолютно неизбежным, ибо его можно было предупредить. В этом, как и во многих иных отношениях, земной порядок вещей есть образ порядка высшего. Лишь преступления обусловливают необходимость мучений и наказаний, а раз всякое преступление есть акт свободной воли, то отсюда ясно, что любой муки можно было избежать, ибо преступление могло и не совершиться. Добавлю: даже после того как преступление совершилось, наказание все еще можно предупредить двумя способами: во-первых, заслуги самого виновного или его предков могут уравновесить тяжесть проступка; во-вторых, усердные мольбы грешника и его друзей способны обезоружить гнев суверена.

Философия без конца твердит нам о том, что ни в коем случае нельзя воображать Бога похожим на нас самих. Принимаю этот совет — при условии, что и философия в свою очередь примет наставление религии, призывающей нас уподобляться Богу} Божественное правосудие можно созерцать и изучать на примере правосудия человеческого — и намного лучше, чем это нам кажется. Разве мы не знаем, что созданы по образу Божию, и разве не велел нам Господь стремиться к тому, чтобы стать совершенными, как Он? Я прекрасно понимаю, что слова эти не следует понимать буквально, и все же они указывают на истинную нашу сущность, ибо малейшее подобие высшему Существу есть звание, славу и величие коего не в силах постигнуть вполне ни один рассудок. А поскольку подобие не имеет ничего общего с равенством,^>2 то мы, гордясь этим подобием, ни в чем не преступаем пределы наших законных прав. Господь сам назвал себя отцом нашим и другом наших душ^>85>>86 Богочеловек именовал нас своими друзьями, чадами и даже братьями,^>п

а апостолы Его неустанно повторяли нам заповедь о необходимости быть Ему подобными. А потому нет никаких сомнений в истинности этого возвышенного подобия; человек, однако, допускает двойную ошибку в отношении Господа: либо уподобляет Его самому себе, приписывая Богу наши страсти, либо, напротив, заблуждается еще более оскорбительным для человеческой природы образом, отказываясь признать в себе черты божественного первообраза. И если научится человек открывать и созерцать эти божественные черты, то он уже не ошибется, когда станет судить о Боге по любимейшему Его творению. Для этого достаточно рассмотреть наши совершенства, противоположные соответствующим страстям; все люди восприимчивы к подобным совершенствам, и мы не можем не восхищаться ими во глубине души даже тогда, когда они чужды нашему характеру и поступкам.