Санкт-Петербургские вечера - страница 61
> И не соблазняйтесь новомодными теориями о бесконечности Бога, о нашем ничтожестве и о том, что мы якобы впадаем в безрассудство, желая судить о Боге по образцу человека, — все это красивые речи, только клонятся они не к возвеличиванию Бога, но к унижению человека. Ведь разумные существа могут отличаться друг от друга лишь степенью своих совершенств, как одинаковые фигуры — лишь своими размерами. Между кривой, которую описывает в пространстве Уран, и формой скорлупы, скрывающей зародыш колибри, разница, без сомнения, огромна. Но сожмите первую до размеров атома, а вторую расширяйте до бесконечности — и по-прежнему это будут два эллипса, которые описываются одной и той же формулой. И если бы между разумом божественным и разумом человеческим не было никакого реального отношения и сходства, то как же тогда божественный разум мог бы соединиться с нашим? И как бы мог человек — даже после своего грехопадения! — обладать столь поразительной властью над окружающими его созданиями? Когда в начале творения сказал Господь: «Сотворим человека по образу нашему», он тотчас добавил: «И да владычествует он над всем живым»,>(2) — вот подлинные истоки божественной инвеституры, ибо человек правит на земле только потому, что подобен Богу.>3 Так не станем же бояться вознестись слишком высоко и нанести ущерб представлению, которое должно нам иметь о божественной бесконечности. Ведь чтобы поместить бесконечное между двумя пределами, нет нужды понижать один, — достаточно безгранично повышать другой. Мы — образ Божий на земле, и все, что есть в нас благого, — Его подобие. Вы не поверите, сколь многие вопросы помогает разрешить это величественное подобие. А потому не удивляйтесь, если я так настаиваю именно на этом пункте. Верьте и смело утверждайте следующую истину: мы молимся Богу таким же образом, как умоляем государя, ибо как в высшем, так и в низшем порядке бытия молитва обладает способностью снискать милость и отвратить несчастье, а это еще более ограничивает господство зла — до пределов, установить которые заранее невозможно.
Кавалер. Должен честно вам сказать: тема, которую вы только что затронули, — одна из тех, где все представляется моему взору в чрезвычайно смутном виде. Впрочем, какого-либо категорического отрицания ваших воззрений я в своем рассудке не нахожу, ибо составил себе по данного рода вопросам теорию, хранящую меня от всякого положительного заблуждения. Никогда не потешался я над своим кюре, когда тот грозил прихожанам градом или головней за неуплату десятины, — и однако, в физических явлениях я наблюдаю столь незыблемый порядок, что мне трудно постичь, каким образом молитвы бедных этих людей способны хоть как-то на них повлиять. Электричество, например, существует на земле с такой же необходимостью, как огонь или свет, и поскольку от электричества избавиться нельзя, то как же можно избежать грома? Молния и роса равным образом являются метеорами; первый из них внушает нам ужас — но какое до этого дело природе, которая ничего не боится? Когда метеоролог с помощью ряда точных наблюдений убеждается в том, что в известной местности должно выпасть столько-то дюймов осадков, то оказавшись на публичных молениях, призывающих дождь, он уже не может удержаться от смеха. Я его вовсе не оправдываю — но зачем же стану я от вас скрывать, что насмешки физиков вызывают во мне какое-то тягостное чувство, которого я не остерегаюсь, поскольку хотел бы это чувство изгнать. Повторю еще раз: я не намерен оспаривать общепринятые представления, и однако неужели нам следует молиться о том, чтобы молния стала более учтивой, тигры — ручными животными, а вулканы — обыкновенной иллюминацией? Должен ли житель Сибири просить у небес оливковое дерево, а провансалец — клюкву?>88>
А что сказать о войне, вечном предмете наших просьб и благодарственных молебнов? Люди повсюду молят о победе — не будучи, однако, в силах поколебать общее правило, по которому достается она более многочисленным батальонам. Разве увенчанная лаврами несправедливость, влекущая за собой побежденное и поруганное ею право, не оглушает всякий день Господа невыносимыми своими Те Deum.