Сапоги императора - страница 23
Отец отмахнулся:
— Не бойся потопа водяного, а страшись кровяного — фронтового!
Мать сердито подмигнула отцу: спрячь, мол, язык-то подальше, а то беды накличешь! Мужики понимающе переглянулись, взяли шапки и ушли. И только за ними закрылась дверь, мать сказала:
— Видел, какими сторожкими стали мужики-то? Боятся крутое слово молвить, а ты, простак, насчет фронта и крови... Вот кто-нибудь наябедничает уряднику или старосте!..
* * *
А земля и небо были затянуты тяжелым неподвижным туманом, сквозь который, будто через сито, с неба сыпалась водяная пыль. Жителям села было тоскливо: каждому казалось, что он попал в глубокую грязную яму, из которой на свет и солнце не выберешься. Бабы возле колодца вздыхали:
— Если солнышко не хочет нам показываться, то пусть бы ночами месяц светил!
Мать отозвалась:
— Его, наверно, ведьмы украли да за горами, за долами на цепь привязали. Вот когда та цепь сотрется и оборвется, тогда и месяц по небушку покатится!
Бабы вдруг глянули вдоль улицы и смолкли. Там, разбрызгивая лаптищами грязь, ковылял убогий Ванюха и еловой суковатой палкой по окнам стучал:
— Э-э-й, хозявы! Староста велит учеников в школу посылать!
Некоторые хозяева отзывались:
— И чего ты, косолапец, в такую слякоть людей тревожишь? Хлеб на поле пропадает, а ты... С часу на час ждем солнышка и тут уж старые и малые в поле побежим! Какая сейчас школа!
Ванюха останавливался, дымил огромной полумокрой цигаркой и простудно хрипел:
— Ты думаешь, я старосте об этом не толковал? Сказал, а он и слухать не хотел. Прогнал меня: «Иди, хорошенько обстукивай окна!» Вот я и стукаю, а ты ни за что ни про что ворчишь!
Бабы молча разошлись по домам.
Ванюха доковылял и до нашей избы.
— Эй, Иван Ильич, завтра Мишку в школу!
Родители не отозвались, а когда Ванюха отковылял от окон, мать тихо молвила:
— Вряд ли кто ребятишек в школу пустит! И ты, Мишка, не ходил бы. Лучше учись мужиковать. Гоже и бондарному рукомеслу научиться: все приработок будет! А школьное ученье мужику ни к чему! Я вот ни единой буковки не знаю, а дай десять рублей мелкими денежками, без обмишулки сосчитаю. Да и ты вряд ли когда больше десяти будешь иметь, а что в чужих руках и карманах есть, так не тебе их считать — на это есть писари и всякие чиновники!
Отец укоризненно головой покачал и отозвался:
— Недаром говорят, что всяк по-своему детей растит! Я сам в грамоте кумекаю и того же сыну желаю, а ты неграмотная и стараешься сына пеньком сделать!.. Нет, Мишка, хоть дождик, хоть снег, хоть солнышко будет, хоть нет, а завтра в школу беги! Вот какая жизнь-то стала крученая-верченая: без грамоты не поймешь, не разберешь и белый свет до самого гроба будешь видеть только черным...
Отец мог бы наговорить много, но на улице послышался шум. Мать глянула в окно:
— Ой, да никак цыгане приехали? Может, от полевой и луговой мокроты удумали в селе спасаться? Ну-ка, Мишка, сбегай узнай, кто там и зачем!
Я оделся и выбежал на улицу. На дороге стояли крытые повозки. Из них выбирались мужчины, женщины, дети. Ни волосами, ни цветом кожи они на цыган не походили. У кибиток появились сельские богатеи, а потом подошел и мой отец. Богатеи меж собой толковали:
— Вот они какие беженцы-то!
— Стало быть, от германцев бежали?
— Сказывают, что это не то литовские белорусы, не то белорусские литовцы...
Отец встрял в разговор:
— Каких бы они кровей ни были, а война их под корень разорила! В такую непогодь и слякоть, по дальней дороге, да с малыми детьми, наверно, муки мученические перетерпели. Неужто германец так силен, что хочет и до нашего Майдана добраться?
Петруха Сапунов даже глаза вытаращил:
— Чего ты сказал? От твоих речей у меня уши вянут! Не могут супостаты прибежать в такую даль! Перекрестись, Иван Ильич, и опамятуешься.
Старик-беженец подошел к мужикам и заговорил. Мужики переглядывались и разводили руками:
— Про что он?
— Будто по-нашему толкует, а все равно слова в уши не лезут... Дед, не разумеем твоих слов!
А я догадался, о чем беженец говорил:
— Старик сказал, что ихние дети зазябли... Тять, я их в нашу избу поведу греться?
Отец даже рта не успел раскрыть, как Сапунов на меня прикрикнул: