Савва Сторожевский - страница 21

Да вот ведь Маркелл взял и написал: «И избрав (речь вдет о Сергии. — К. К.) из стада учеников своих сего блаженного Савву, о нем же повесть эта предлагается». Именно Маркелл решил сделать будущего Звенигородского игумена главным участником этих событий. И если все это было так, то мы бы с точностью могли датировать часть жизни будущего Сторожевского чудотворца продолжительностью более десяти лет (точнее — 12 лет!).

Но нередко в истории создаются те или иные мифы, происходят несуразности исключительно по причине некоторого невнимания к именам и фактам. Да если еще имена эти и даты совпадают…

Довольно протяженный период жизни Саввы Сторожевского, по мнению тех, кто считает рассказанную автором Жития историю реальной, был отдан важнейшему и ответственному служению в лоне Русской православной церкви. Но история эта немного запутанная, а потому необходимо разобраться в её сути неспешно и последовательно. Был ли этот период вообще? Некоторые выводы автора могут показаться неутешительными для дальнейших биографов. Однако в ситуациях неопределенных имеет смысл не принимать скоропалительных решений и рассмотреть самые разные точки зрения.

Чем мы и займемся. Но… чуть позднее, в отдельной главке настоящей книги, названной — «Мифы о Дубенском острове» и помещенной чуть далее под общим заголовком «Загадки жития Звенигородского чудотворца».

Сделано это потому, что так удобнее будет для общей логики нашего повествования, состоящей из цепочки гипотез, нанизываемых одна на другую.

Все равно ведь, как уже говорилось выше, данной главы могло и не быть.

Будем же считать, что ее и не было…

Зато была другая, к ней мы и перейдем.

Вот и душа требует омовения…

Старец Иоанн (Крестьянкин)

Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времен: «Блаженный же Сергий… избрав из стада учеников своих сего блаженного Савву, о нем же повесть эта предлагается, видя отрешение его от жизни и честный нрав, и тихое поведение, и в итоге благого изволения, вручил ему старейшинство…»

Даже далекий от церковной традиции человек наверняка слышал о том, что существуют духовники — те, кто принимает исповедь других людей. В этом деле с XIV века ничего не изменилось. Таинство исповеди все так же совершает священник.

Духовниками иногда называют и духовных наставников, руководителей, то есть тех, кто помогает более молодым или менее опытным в духовной жизни.

В монастыре также есть свои духовники. В исповеди нуждаются все иноки, причем регулярно. И точно так же духовник необходим настоятелю обители, тому, кто может обладать самой большой властью или даже наивысшим саном.

Со времен Сергия Радонежского традиция духовничества в лоне православной церкви почти не изменилась. И если мы погрузимся вновь во времена основания и становления Троицкого монастыря неподалеку от Радонежа, то это никак не станет причиной непонимания нами — современными людьми — мотивов или причин тех или иных поступков живших тогда людей.

Своим наставником — и не случайно — братия Троицкой обители считала преподобного Сергия. Но кто-то же должен был исповедовать и его самого! Это мог быть и почтенный старец, и всеми уважаемый инок. В любом случае — то был незаурядный человек, высоких духовных нравственных качеств, пример подвижничества которого мог повлиять на выбор основателя монастыря.

Известно, что в последние годы жизни Сергия Радонежского духовником Троицкой обители, включая и самого игумена-основателя, был инок Савва, будущий Сторожевский. Это отмечали его Жития. Именно ему монахи доверяли свои сокровенные мысли. Но главное — с ним делился заботами, печалями и проблемами преподобный Сергий.

Недаром у Маркелла сказано, что инок Савва пребывал в монастыре «в совершенном послушании, монашеской жизни обучаясь нраву, воздержанию и бдению, чистоту во всем соблюдая, как украшение всего иноческого жития. Работая много руками своими, в пении молясь беспрестанно, никогда ни с кем не беседуя, но больше уединяясь и в молчании пребывая. И все казалось, что он из простых людей, ничего не знающий, но многих в мудрости мнящих себя витиями разумом превосходил. Не внешней ибо мудрости искал, но более горней, и к ней подвизался».