Сборник научно-фантастических рассказов - страница 30

  - Осторожней, сеньор, здесь бывает небезопасно! - перекрикивает он окружающий шум.

  - Иди к черту! - ору я ему.

  Черт смеется в ответ и исчезает в толпе.

  Я пляшу со скалящимися индейцами, пол которых не могу разобрать. Вижу совсем голую фигуристую девушку, кружащуюся в ореоле бесконечных распущенных волос.

  Кто-то поит меня гадким теплым виски. Кто-то довольно болезненно бьет живот - я не понимаю, за что. Передо мной опять появляется девушка с длинными волосами, на которой оказывается купальник телесного цвета. У нее очень знакомое лицо.

  Кто она - одноклассница, однокурсница, мой подруга из земной жизни, киноактриса, запавшая в душу прохожая на улице давным-давно на настоящей Земле?

  - Хватит! - ору я в гневе, - В жопу гомункулов! Всю эту долбанную иллюзию - в жопу!

  Разгоряченный, грохочущий, мокрый от пота, пахнущий перегаром и спермой Рио-де-Жанейро гаснет и исчезает в никуда.

  Плюхаюсь в кресло. В жопу - так в жопу, как будто говорит мой рогатый Вергилий. Мягкий полумрак, щадящий глаза, еле слышная успокаивающая музыка. Я чувствую, как меня неестественно быстро наполняет умиротворение. Я знаю, что это просто химия.

  Младенцу приснился страшный сон. Нянька дала плаксе соску.

  - Прекрати! - приказываю я капсуле.

  Я хочу успокоения, но не так.

  - Хочу в реальный мир.

  На стене возникают огненные письмена: 'Куда именно?'.

  И тут я говорю еще раньше, чем понимаю, что собираюсь сказать.

  - К Кати.

  Босые ступни больно ударяются о твердый камень. С трудом удерживаю равновесие. Я стою на неширокой мощеной улице напротив дома с высокой лестницей и стеклянной дверью, прикрытой сиреневой занавеской изнутри. Идет дождь. Через ткань и стекло пробивается тусклый электрический свет. Мгновенно промокаю насквозь. Вода льется по моим волосам на грудь и плечи, щекочет ключицы. Какое-то время неподвижно смотрю на горящее окно на втором этаже. Я уверен, что знаю, кто там - за ним. Делаю несколько шагов, чрезвычайно тяжелых - то ли от мучительной нерешительности, то ли от не выветрившейся текилы и прочего пойла, которое я давеча в себе намешал. Останавливаюсь вплотную к стеклу - только так вода не льется за шиворот. Так проходят бесконечные две-три-четыре минуты.

  Дверь распахивается внутрь. Лицо Кати - в пяти сантиметрах от моего. Она удивлена, встревожена, взволнована.

  И я не знаю, кто из нас берет в руки лицо другого и впивается в него губами.

  По мистическому совпадению родители и брат Кати именно в этот день уехали к родственникам. Кати отказалась, сказавшись сильно занятой на новой работе. Следующие два дня мы бродим по её тихому городку - по узким улочкам, крохотным дождливым площадям и мокрым маленьким паркам. Кормим уток в пруду. И любим друг друга.

  Я - у профессора. Чувствую себя провинившимся младшеклассником, приведенным в кабинет директора. Сейчас прикажут привести в школу предков.

  'Никак невозможно, господин директор, - мысленно отвечает бойкий двоечник внутри меня, - Поглядите в телескоп. Вон они, мои предки, рассеянные на миллионы квадратных километров, кружат вокруг желтого карлика на заднем дворе Галактики.'

  - Начинаю о Вас беспокоиться.

  - Что не так, профессор?

  Рассел скорбно сводит брови. Он и впрямь озабочен.

  - Вы неделями не вылезаете из информатория.

  Пожимаю плечами.

  - Подготовка к экскурсиям. Погружаюсь в контекст.

  Рассел качает головой.

  - Как руководителю Института, мне бы только радоваться Вашему рвению. Но как Ваш друг...

  Профессор выходит из-за стола.

  - Неужели Вам совершенно не любопытен реальный мир? В известной части Вселенной три десятка цивилизаций освоили сотни планет, и почти на каждой цветёт самобытная культура. И все они представлены здесь на Соледад. Но они Вас совсем не интересуют. Почему?

  Я пожимаю плечами.

  - Мне пока хватает Земли.

  Рассел хмурится.

  - Не хочу лишний раз напоминать, но настоящая Земля погибла. Ваши блуждания по её муляжу мало чем отличаются от сна.

  - Но, если его видят двое, это уже не совсем сновидение, - запальчиво парирую я, - А Кати и я видим одно и то же!

  Когда о чем-то постоянно думаешь, слова неизбежно выбегут на кончик языка. В глазах Рассела загорается веселое изумление.