Сборник рассказов «Рождественское Чудо» 2021 [СИ] - страница 38

, известной Уральской мильонщице. Тетушка ворчала себе под нос, да отсчитывала любимому племяннику ассигнации.

Сегодня Анцибол успел уже хорошо погулять в компании востроглазых чертовок из кордебалета, и глаза его весело блестели. Завидев Акакия, он привстал на стуле и замахал обеими руками:

— А-а! Брат Акакий! Бес ты этакий!

На них стали оборачиваться. Поморщившись, Акакий прошмыгнул к столику и покосился на протянутую ему рюмку. Пахло от нее дорогим французским шампанским, на вине Анцибол никогда не экономил.

— Нет. Дело у нас.

— Дело? Что за дело, Акакий, mоn chеr? — промурлыкал Анцибол.

— От Вражко дело, Дмитрий Евгеньевич, — проворчал Акакий, отодвигая от себя настойчиво протягиваемую рюмку. — По моей части дело и по твоей.

Анцибол закатил глаза.

— Ну что ты в самом деле, Акакий? Вот, на тебе часы… где мои часы? — Анцибол похлопал себя по карманам, обнаружил окончательную потерю своего злосчастного брегета, проигранного и отыгранного за минувший месяц уже, должно быть, трижды, и махнул рукой. — Много, словом, времени, братец. Праздник скоро. Все дела мы сдали, гуляем смело.

Шампанское Акакий все же выпил, залпом, не чувствуя вкуса, и подумал, что куда лучше сейчас пошла бы хорошая русская водка. Крепкая, так чтобы язык горел. И закусить ее крепким соленым огурчиком из материных запасов.

— Меланья Штук сбежала. Найти ее — твоя забота. А моя — чертей ее собрать, — сказал Акакий, понизив голос.

Анцибол помрачнел, свел брови над переносицей, но быстро заботы точно смыло с его лица. Оно разгладилось, и на губах его появилась обычная его добродушная улыбка.

— Вот и славно, славно. Будет нам напоследок забава. Но, завтра, любезный друг, все завтра. А сегодня у нас прекрасная осетрина и молодой барашек с гарниром французским. Барашек — пальчики оближешь, мне обещал Жан-прощелыга.

В животе предательски заурчало. Со всеми сегодняшними заботами Акакий, кажется, пропустил не только ужин, но и обед. Барашек был бы очень кстати, как и осетрина. И вон тот кусочек поджаренного хлеба с чесночным маслом. Акакий быстро утащил его с тарелки и сунул в рот.

— Нет времени, — проговорил он, едва прожевав свою добычу. — Времени у нас — до завтрашней ночи.

— Ну мир с тобой, Акакий-паникер, — отмахнулся Анцибол с прежним благодушием. — Долгое ли это дело: ведьму изловить? Садись, поужинай, отоспись, а завтра с новыми силами…

Акакий с сожалением оглядел стол, втянул носом ароматы готовящихся блюд, доносящиеся с кухни, и покачал головой.

— Не могу. Времени в обрез, а чертей бежавших — восемь штук.

— Штук! — фыркнул Анцибол. — Ну кто ж это чертей штуками меряет? Что мы, отрезы ситца?

И он рассмеялся над собственной неуклюжей шуткой.

— Ты как знаешь, — оборвал приятеля Акакий, — а я пойду. Времени в самом деле в обрез.

И он поторопился, пока не передумал, покинуть ресторацию со всеми ее заманчивыми, манящими ароматами.

Завьюжило, замело, небо перепуталось с землей так, что не то что сбежавших чертей отыскать — себя в этой круговерти найти было невозможно. Акакий помыкался, пытаясь найти выход из снежного шара, в который вдруг превратился город, красивый, как картинка, но потом плюнул на все и свернул к Неве. Нужно было отогреться, пообедать наконец и все обстоятельно обдумать, сверившись с городской картой, и лучше всего было сделать это дома.

Квартиру Акакий снимал на Большом проспекте Васильевского неподалеку от Андреевского рынка, на предпоследнем этаже солидного доходного дома. Из окон его видно было купол Императорской Академии и усевшуюся на нем с комфортом Механитиду. У Акакия быстро появилась привычка пить по утрам кофий, разглядывая скульптуру, ведя с ней долгий безмолвный разговор. В юности он желал поступить в Академию, чтобы обучаться живописи, но обнаружил явный недостаток таланта. С его способностями было только шаржи девицам в альбомы рисовать.

По должности Акакий мог получить квартиру и побольше, но это скромное, уютное жилище приглянулось с первого взгляда, и расставаться с ним черт не желал. Во всяком случае, пока не покончит с холостяцкой жизнью. К тому же жили при доме Машка-кикимора и деловитый, работящий Дидушко, и все в нем в итоге спорилось, трубы никогда не засорялись и не протекали, и даже забытые безнадежно на подоконнике фиалки цвели исправно каждый год.