Счастливы по-своему - страница 9

Яся!

На Юлю обрушилось ясное осознание того, что она сделала: она бросила своего ребенка! Она же бросила Ясю!

В ужасе Юля кинулась прочь с перрона. Она выбежала на вокзальную площадь, думая только об одном: как Яся? Господи, что с ней сталось? Как она могла оставить Ясю?

Она нырнула в первое попавшееся такси, согласившись на первую названную цену. А если Яся проголодается, а Степа не поймет, почему он кричит… А если Яся захочет спать, а Степа не вспомнит, что надо его укачивать в коляске… Если Степа сядет за компьютер и забудет обо всем, а Яся упадет и расшибется… Или Степа его посадит в манеж и Ясечка там будет кричать, но никто не придет… Или просто он будет скучать по ней, будет искать глазами маму, а мама… Как, как она могла так разозлиться на Степу, что забыла о самом главном – о своем ребенке?!

Через двенадцать длиннейших минут такси остановилась на Гороховой. Юля выскочила из него, сунула водителю деньги и даже не подумала о сдаче. Влетела во двор, открыла дверь и замерла на веранде. Отдышаться. Успокоить грохочущее сердце. Что бы ни случилось…

– Ты доел, Быстрый? – услышала она спокойный голос мужа. – Ты наелся? Молодец! Мужик!

Юля чуть приоткрыла дверь в комнату и затаив дыхание глянула в щелочку. Степа вынимал Ясю из высокого детского стульчика. Он подкинул его – невысоко, на пару сантиметров, и тут же поймал; Яся издал довольный крик.

Юля едва не заплакала от облегчения, а через секунду почувствовала боль. Им хорошо вместе. Они словно и не заметили, что она ушла.

– Давай поваляемся тут на коврике, Быстрый, – говорил муж. – Я тебе сказку расскажу. А? Хочешь?

Юля протянула руку к дверной ручке, но, услышав следующие слова, остановилась.

– Жила-была одна глупая женщина. Нет, сначала, да, сначала она была не глупая. А потом – ух! Ей под хвост попала чудесатинка. Причем изначально у нее и хвоста-то не было. Не спрашивай, как так. Попала чудесатинка, а от этого у нее вырос хвост и во-от такие зубищи. И еще когти – длиннющие когти в красном маникюре.

Чудесатинка – это жучок, крохотный такой, красноглазый, – подскочила и – цап! Цап ее за попу! А она так испугалась, что подскочила вверх на метр, врезалась головой в потолок и от удара – да, от удара у нее все мозги через уши вылетели. Может, самая чуточка мозгов осталась. Представляешь, Степаныч? Ай-яй-яй, без мозгов-то нехорошо.

Ну, теперь у нее мозгов нет, хвост есть, зубы, когти. Она когти в маникюре растопырила, говорит: таперича с такими когтями я по хозяйству ничего делать не могу. А зубы у нее чешутся – страсть! Прямо как у тебя, Быстрый. Стала она об мужа зубы чесать. Чесала-чесала, он уже не знал, куда деться от нее, стал весь красный, искусанный, а не сбежишь. Что делать – жена ж. Он от нее стулом заслонился – она стул прогрызла. Он стол, как щит, выставил – она, да, и стол зубищами прогрызла. Он взмолился: не грызи меня больше, женушка, пожалей! А она ему говорит: найди мне няньку, чтоб было кого грызть, тогда тебя пожалею! Куснула его на прощанье и пошла со двора.

М-да… Стал муж няньку искать. Думает, скажу, что жена у меня грымза загрызучая, так никто не пойдет к нам. Муж-то умный был, его чудесатинка не кусала. Нет, буду всем говорить, что жена у меня искусница, да не простая, а прям кандидат искусствоведческих наук…

Юля не стала дослушивать. Соскребла себя с веранды и пошла на работу.

Богдан Соловей, бросив небольшой чемодан в номере, снова сел в свою «богиню» (он купил ее полгода назад и до сих пор за рулем жмурился от удовольствия) и поехал по заранее намеченному адресу.

По пути он остановился у цветочного киоска. Выбрал винно-красные розы и спросил, могут ли набрать в букет семьдесят семь? Что вы, откуда столько! Но Соловей не отступился от своей цифры. К бордовым розам добавились карминовые, цвета пионерского галстука, цвета девичьего румянца, апельсиновые, яично-желтые, снежные – все рослые, как пальмы, на крепких деревянных ногах. Откуда такие? Из Колумбии привозят. А зачем вам именно семьдесят семь? – поинтересовалась продавщица.

– Я люблю большие и красивые числа, – ответил посетитель.