Себастьян Маас. Эдгар Юлиус Юнг и метафизические основы Консервативной революции - страница 14

Бенедетто Кроче, 1932

Метафизическая функционализация военного опыта Юнга в смысле иррациональной мобилизации народных масс находит параллели в конструкции социального мифа Жоржа Сореля. Неизвестно, ссылался ли Юнг в своих размышлениях осознанно на Сореля, но его «теорию социального мифа Юнг, во всяком случае, знал». Этот тезис подпирается двумя доказательствами: Карл Шмитт в своей работе «Духовно-историческое положение сегодняшнего парламентаризма» в главе «Иррационалистические теории непосредственного применения силы» подробно рассматривает проблематику Сореля. Это исследование, в конечном счете, тоже повлияло на основной труд Юнга. Кроме того, Сорель переписывался с итальянским ученым Вильфредо Парето, учение которого об элите рано повлияло на Юнга, в это время студента в Лозанне, и в измененной форме также вошло в «Господство неполноценных». О дружбе между Парето и Сорелем наверняка могло быть известно Юнгу.

Наряду с заново изданным в 1972 году фундаментальным трудом Михаэля Фройнда следует выделить остроумное эссе Мёллера, в котором, в частности, разбирается выходящее за пределы идеологий воздействие Сореля. Приводимое ниже описание опирается как на источник на произведение Жоржа Сореля «Размышления о насилии», которое вышло на немецком языке в 1928 году.

По сравнению с европейской заграницей, причем здесь особенно следует отметить Германию и Италию, степень знакомства с феноменом Сореля в самой Франции была исчезающе малой. Это, вероятно, связано также с тем, что мышление Сореля постоянно менялось, и потому его трудно было причислить к какой-то определенной мировоззренческой категории. Фройнд по этому поводу констатировал, что Сорель «по очереди был консерватором, социалистом, ревизионистом, синдикалистом, националистом и большевиком». Как, однако, можно объяснить, что этот француз смог добиться такой силы воздействия в рамках Консервативной революции, и Мёллер называл его в одном ряду с такими «зуйками» как Фридрих Ницше, Федор Достоевский и Макс Вебер? (Птица зуёк по народному поверью своим пением предвещает дождь. Мёллер использовал это слово для обозначения «великих предупреждающих» среди мыслителей девятнадцатого и двадцатого века, критиковавших путь модерну и либеральной модели.)

Мышление Сореля при всем мировоззренческом экспериментировании содержало также всегда недоброжелательное отношение к либеральной буржуазии, декадансу и политическому классу. Его особенное опасение в отношении духа Просвещения исходило из того, что он умел торпедировать его ядро слева и справа. Его враждебность к либерализму – это основная исходная точка Консервативной революции в Веймарской республике. Непрерывный поиск новых перспектив и недовольство формами выражения политического мышления его времени сделали Сореля провозвестником нового взгляда на мир, который нужно искать по ту сторону схемы «правые – левые». Отказ Сореля принять монокаузальный способ объяснения мира, сблизил его с номинализмом, который Мёллер особо подчеркнул как один из главных признаков младоконсервативного мышления. Вероятно, ярко выраженный атеизм Сореля удерживал Юнга от того, чтобы прямо ссылаться на французского философа.

Сорель правильно понял, что мифы могут развивать всю свою силу воздействия именно в религиозной области:

«Первые христиане ожидали на конец первого поколения возвращения Христа и полной гибели языческого мира, а также одновременного создания Царства святых. Катастрофа не произошла; но христианское мышление получило из апокалипсического мифа такую прибыль, что некоторые ученые современности хотели бы представить вещи таким образом, как будто бы вся проповедь Иисуса распространялась только на эту тему».

Мифический, непознаваемый научным путем момент религии – это действительно тот решающий пункт, который может вызвать как истинную веру, так и религиозный фанатизм. Достижение Сореля состояло в том, что он перенес мобилизующие силы религиозного мифа на социальные области. На примере всеобщей забастовки автор так разъяснял это перемещение:

«Не имеет большого значения, представляет ли всеобщая забастовка частичную действительность, или она лишь плод народной фантазии. Весь вопрос скорее состоит только в том, содержит ли эта всеобщая забастовка правильным образом в себе все то, чего ожидает социалистическое учение от революционного пролетариата».