Село милосердия - страница 7
К берегу, едва перебирая руками, подплыл здоровенный детина, этакий бугай с круглой, стриженной под «ежик» головой. Силы уже оставляли его. Гришмановский с трудом выволок мужика из воды, и тот рухнул на землю. Гимнастерка на бойце была порвана, ремень отсутствовал, так же, как и сапог на левой ноге, зато за спиной на ремне болталась трехлинейка. Штык ее был почему-то примкнут, словно солдат собирался идти врукопашную. Наличие оружия вызвало у Гришмановского невольное уважение. Большинство переплывших через Днепр винтовок не имели.
— Как звать тебя, герой? — спросил он солдата.
— Рядовой Фесенко, товарищ военврач второго ранга. Иваном кличут.
— Из какой части?
— Приписан к четвертому полку НКВД. Мы стояли на охране Дарницкого моста. Слыхали про такой?
Гришмановский кивнул. Еще бы ему не знать… Как раз неподалеку от Дарницкого подрывали последние корабли Днепровского отряда Пинской флотилии, где он служил судовым врачом. Обороняя Киев, моряки держались до последнего. Даже когда пришло распоряжение командования уничтожить суда и отходить на восток пешим порядком, они не хотели складывать оружие, отказываясь верить полученному приказу. Рулевой флагманского корабля, потрясая газетой «Правда Украины», кричал: «Тут же написано, братцы: “Киев был и будет советским!”» И мотористы вторили ему: «Чтоб мы своими руками!.. Не бывать тому!..»
Потом, конечно, все было. Сами закладывали взрывчатку, сами ее и подрывали. Приказ есть приказ, тем более на войне. Афанасию Васильевичу Гришмановскому никогда не забыть лица моряков, искаженные мукой. Сам-то он на судне без году неделя. На флотилии прослужил не более двух месяцев. А до того судьба, как и всякого военного, мотала по всей стране.
После окончания Военно-медицинской академии в родном Ленинграде в 1931 году он служил в Минске, потом во Владивостоке, еще позже — в Севастополе. Менялись госпитали, но работы у терапевта всегда хватало. А накануне войны его назначили начальником армейского санатория в Морше. Оттуда и отступать пришлось, пока не дошел с войсками до Киева, где получил назначение в Пинскую флотилию.
— Ну, отдышался, Иван? — спросил у бойца Гришмановский, увидев, что красное от натуги лицо его приобретает естественный цвет. — Тогда разрешаю подняться. Ты кто — стрелок?
— Не-ет, — мотнул головой Фесенко. — Шваль я.
— Портной, значит? — удивился Гришмановский.
— Так точно. Еще в гражданке на шваля выучился. В полку меня сразу в портняжную мастерскую определили. Мы там обмундирование чинили, маскхалаты шили.
— А говорил, что стоял на обороне моста, — улыбнулся Гришмановский.
— Правду сказал. Нас же всех, когда воевать стало некому, в окопы поставили: писарей, поваров, хлеборезов. А стрелять я давно умею, с тридцать девятого в армии.
— Куда теперь двинешься, Иван? — спросил Гришмановский, помогая здоровяку подняться.
— Велели до Борисполя подаваться.
— Там же немцы!
— Были… Только наша четвертая дивизия НКВД под командованием полковника Мажарина выбила оттуда вражину. Я тому полковнику когда-то френч шил, сильный командир. Вот к нему и пойду. А вы куда, товарищ военврач второго ранга? — в свою очередь спросил Фесенко.
— Хочу добраться до села Русаново. Там, мне сказали, госпиталь стоит, значит, медики нужны.
Гришмановский, отходивший с моряками из Киева, потерял их по дороге. В сутолоке возле переправы смешались кони, люди, орудия, машины. Выбравшись из этого хаоса, Афанасий Васильевич уже никого из своих не нашел и решил искать любое военно-медицинское учреждение.
— Я знаю тот госпиталь, — воскликнул Фесенко. — Это под Броварами!
— Может, проводишь, чтоб зря не плутать? — спросил Гришмановский. — Тебе ведь тоже можно к любой части прибиться.
— Нет, — нахмурился Фесенко. — Мне треба до своих, в Борисполь. Но дорогу я вам подробно укажу. Может, еще свидимся, — сказал боец на прощание. — А коли нет, не поминайте лихом!
— Пока, Ваня. Удачи тебе! И главное — будь здоров, — пожелал солдату Гришмановский и, повернувшись, зашагал прочь.
Вскоре военврачу повезло: попутная машина подбросила его почти до места. Но в Русаново Гришмановского ждало разочарование: госпиталь уже сворачивался. Раненых грузили на подводы, чтобы везти на восток. Немцы были недалеко. Канонада, гремевшая вдали, доносилась все явственнее и слышалась, как определил Гришмановский, именно на востоке. А это значило, что фашисты замкнули кольцо окружения, и вырваться из него, тем более вывезти раненых, будет практически невозможно.