Село милосердия - страница 9
— Я зараз… Я все сделаю, товарищ… — Осеклась и, улыбнувшись, смущенно заключила: — Я мигом слетаю, Афанасий Васильевич.
Девушка легко сорвалась с места, а у Гришмановского потеплело на душе. Он всегда кого-нибудь опекал. В юности доглядывал за братьями и сестрами. Семья была большая, пятеро детей. Отец с утра до ночи пропадал на работе. Он был сталепрокатчиком на знаменитом в Ленинграде Ижорском заводе. Мать возилась с малышней, вела домашнее хозяйство, а Афанасий занимался теми, кто постарше. Позже, став взрослым и работая грузчиком на барже, помогал двоюродной сестренке Музе закончить учебу. В академии тоже никогда не отказывал товарищам в содействии по всем вопросам. Да и по складу характера был человеком компанейским. Обладая тонким музыкальным слухом, Афанасий выучился игре на многих инструментах. Особенно любил баян и гитару.
Пока девушка собиралась, Гришмановский нашел главврача госпиталя, предупредил, что уходит и собирается взять с собой военфельдшера Голубь. Возражений от капитана не последовало.
Валя появилась так же внезапно, как исчезла. Теперь она была в шинели. Широкий командирский ремень туго перетягивал тонкую талию.
— В какую сторону двинемся? — спросила она, всем видом выражая готовность следовать за военврачом.
Гришмановский задумался. В самом деле — куда? Где удастся просочиться к своим? Обстановка настолько неясная, что трудно даже предположить, как развернутся события.
— Давай, что ли, на Борисполь повернем? — предложил он.
— Нельзя. Его вчера немцы захватили.
— Устарели твои сведения, четвертая дивизия НКВД заняла город снова. Там к какой-нибудь части и прибьемся. Правильно говорю, Валентина Андреевна?
— Да будет вам насмешничать, Афанасий Васильевич. Зовите меня Валей. Я чуток младше вас, двадцатого року рождения.
Ничего себе «чуток» — шестнадцать лет разницы, подумал Гришмановский. В мирное время такая пичуга еще на танцульки бегала бы, чего он, врач с многолетним стажем, позволить себе уже не мог. Война все смешала, сблизила людей разных поколений. Но пуля не спрашивает, сколько тебе лет, косит всех подряд…
Переночевав в брошенной хозяевами хате, Афанасий Васильевич и Валя Голубь лишь к вечеру следующего дня добрались до Борисполя. Город лежал в развалинах. Дома зияли глазницами выжженных окон. Улицы, особенно в центре, были забиты искореженной техникой. На мостовой валялись опрокинутые пушки, раздавленные минометы и «станкачи». У обочин стояли танки с раздробленными гусеницами, уткнувшиеся стволами в изрытый воронками асфальт.
Гришмановский хмуро смотрел на эту картину. Сколько же здесь полегло людей! Валя, подавленная увиденным, шагала рядом. Ей уже довелось хлебнуть лиха, когда отступала с войсками от самой границы. Но всякий раз при виде такой разрухи у нее сжималось сердце.
На площади против горсовета Гришмановский подошел к регулировщику.
— Подскажи, брат, куда идти?
— Направление одно: за околицу. Там формируются сводные батальоны из разных родов войск.
— Это еще зачем? — удивился Гришмановский.
— Тут на восток одна-единственная дорога. Кругом болота. Третьего дня немцы эту дорогу перерезали. Возле хутора Артемовна поставили заслон. Вот наши сводными батальонами и пойдут на прорыв. Такая мясорубка предстоит — ужас!
— Я знаю те места, — сказала Валя. — Топи там и вправду непроходимые. Быки в них тонут вместе с арбами. Представить невозможно, как люди по этой гиблой земле на штурм пойдут. Может, не лезть нам, Афанасий Васильевич, на рожон? Доберемся до Красиловки, переждем, пока стихнет, и потом решим, что дальше делать?
Гришмановский окинул тоненькую фигурку девушки внимательным взглядом. Силенок у нее маловато, подумал с острой жалостью и глухо сказал:
— Думаю, тебе действительно надо повернуть домой.
— А вы? — встрепенулась Валя.
— Я — другое дело. Пойду под Артемовну. Врачу там будет много работы.
— Понимаю. — Валя посмотрела на своего спутника и тихо, но твердо сказала: — Тогда и я с вами.
— Там будет очень страшно.
— А вы меня не пугайте, товарищ военврач второго ранга, — проговорила Валя с вызовом. — Я тоже медик и крови побачила богато.