Сепсис - страница 5

Несмотря на то что рана была «счастливой», пострадавший все же нуждался в стационировании: большая кровопотеря. Но необыкновенно скоро прибывшая милиция намеревалась забрать его прямо сейчас. Тем более, сам раненый даже не подыграл врачу, когда тот стал настаивать на вливании крови.

— Да нормально я себя чувствую, — криво усмехался он, подняв руки, чтобы сестре удобнее было перевязывать. — Все нормально.

— Вот и ладушки! — усмехался и «снегирь», с сарказмом поглядывая на врача. — Раз больной говорит, что все в порядке, значит — так оно и есть. А ты, приятель, молодец: классный лесоповал устроил! Вон сколько дубов уложил. — Он иронизировал, но даже ирония не могла скрыть изумленного уважения.

Надзиратель ввел Алексея в камеру и, сверившись с бумагой, прокаркал:

— Бородин, с вещичками — на выход.

— Ага, Борода, кончилась твоя прогулочка!.. А я че тебе базарил? Теперь догнали, братишки, че Росомаха слов на ветер не пуляет?! — Высокий, сутулый блондин с крысиной мордой окидывал сокамерников торжествующим взглядом близко посаженных, чуть раскосых глазенок. Сидел он, закинув ногу за ногу, причем лежащая поверх нога, как лоза, непостижимым извивом охватывала вторую чуть ли не двумя витками. Лямка майки кокетливо свесилась на бицепс, прикрывая часть сюжетной наколки. Напротив с покорным видом сидело несколько мужиков.

Дождавшись, пока за Бородиным и надзирателем закрылась дверь, Росомаха двумя, словно каталепсией сведенными, пальцами провел по уголкам рта. Повернулся к Алексею:

— А ты, мил человек, че замерз? Повелся, че ли?

— Куда повелся? — с неуверенной, остывающей злостью спросил Алексей.

— Не «куда», а… «Повелся» — значит «шугнулся». «Забздел»… Или по-вашенски, по-культурному — «потерялся». Я вижу, че ты по фенечке не гуляешь! Нар не нюхал, че ли? Ништяк, братуха, обтешешься, своим будешь… Жизнь, она — от сумы и тюрьмы не отрекайся.

Этот тип сразу вызвал омерзение Алексея. Все в нем было противным, отталкивающим: и эта рахитичная гибкость ног, и прямые, как у фанерных мишеней плечи, и раскосые, близко сидящие злые глазки, и — особенно манера говорить. Шипящие звуки произносились им с мягким знаком: обтещещься, жьизьнь, братищька. В его дикции мягкий знак не смягчал, а… опаскуживал звуки.

— Ты, фраерок, падай на место Бороды. Видал, какой миндал? Фартовый ты: не успели принять — и сразу место освободилось.

Алексей оглядел обитателей камеры, посчитал число лежанок и только после этого расположился на покинутых Бородиным нарах. А Росомаха отвернулся, чтобы продолжить прерванный разговор. Приход Алексея, видимо, нарушил какую-то назидательную беседу. Палец худого, как знамение, висел в воздухе. Дождавшись, пока пристроится новичок, худой продолжил нравоучения.

— Так че, братва, жизнь — это профура: куда повернешь, — тем концом она к тебе встанет. Жизнь — она, братуха, как рулетка. Ее не обманешь… Не жизнь плохая, а мы плохие. А жизнь, она, братуха, прекрасная. Ее надо раскумекать, не ошибиться… Ты, братуха, пойми: — продолжал он, не обращаясь ни к кому конкретно, но все его визави уважительно кивали каждому его слову. — Для меня зона и тюрьма — конкретно дом отчий. Нет в России зоны, где меня, Росомаху не знают.

Он явно утомил слушателей, но они изо всех сил изображали интерес. Двое пожилых часто прикладывали ладони ко рту, фальшивым кашлем отгоняя зевоту.

Судя по растерянному, небывалому виду, люди эти были в камерах новичками. Росомаха полуобернулся к Алексею.

— Ну че, осваиваешься? А ты за че залетел?

— Подрался… — чуть помедлив, процедил Алексей.

— За драчку? За хулиганку, че ли? — Голос его стал елейным, змеисто — вкрадчивым, а взгляд подозрительным. — А там, на воле за тебя никто не пострадает?

— Пока только я страдаю! — озлобился Алексей. — Их, козлов, трое было, а я — один. Да еще и ножом меня… И меня же забрали.

— Подожди-ка! — Росомаха ловко, не нарушая сплетения ног, развернулся к Алексею. — Ты назвал их «козлами». Ответишь, если спрос предъявят? Если вдруг на правокачку выдернут? Обоснуешь?

— Да что ты докопался?! «Ответишь, обоснуешь»! Какая правокачка? Я что, блатной, что ли?.. «Страдает — не страдает»… Я вот точно страдаю! За чужой похмель!