Сердце Ангела. Преисподняя Ангела - страница 32

стр.

«Спешите видеть:

галерея американских президентов;

пятьдесят знаменитых душегубов;

убийство Линкольна и Гарфилда[25];

Диллинджер[26] в морге;

Толстяк Арбакл[27] в суде.

Поразительно! Поучительно!

Как живые!»

В билетной кассе древняя гарпия с крашенными хной патлами раскладывала пасьянс механическим движением гадательных автоматов из соседнего заведения.

– Дэнни Дринан здесь?

– Там, внутри, – проскрипела она, вытягивая из-под низа колоды крестового валета. – С витриной возится.

– Можно зайти? Мне с ним поговорить надо.

– Все равно плати четвертак. – Гарпия кивнула усохшей головой в сторону картонной таблички «Вход – двадцать пять центов».

Я порылся в кармане, извлек монету и подсунул ее под зарешеченное окошко.

Паноптикум вонял застоявшейся дрянью из канализации. На провисшем фанерном потолке расплывались рыжие пятна. Покоробленные половицы стонали и скрипели. В стеклянных витринах вдоль стен натужно замерли восковые люди, словно армия деревянных индейцев, украшающих табачные магазины.

Сперва моему взору предстала галерея президентов – двойники больших начальников, облаченные в водевильные обноски. После Рузвельта пошли убийцы. Я шел в лабиринте кошмаров. Холл-Миллз, Снайдер-Грэй, Бруно Хауптман, Винни Рут Джадд, убийцы Одиноких сердец – все они были тут, размахивали гирьками и пилами для разделки мяса, прятали в сундуки руки и ноги своих жертв, плыли океанами бутафорской крови.

В дальнем конце зала я обнаружил Дэнни. Мой приятель стоял на четвереньках в одной из витрин. Это был маленький человечек в выцветшей синей блузе и серых в точечку шерстяных штанах. Нос пуговкой и редкие светлые усики придавали Дэнни сходство с испуганным хомяком. К тому же когда он говорил, то часто-часто мигал глазами, точь-в-точь как хомячок.

Я постучал в стекло. Дэнни поднял голову и улыбнулся мне, не выпуская изо рта добрый десяток обивочных гвоздей. Он пробубнил что-то неразборчивое, отложил молоток и вылез в маленькое окошечко в задней части витрины. Он как раз воплощал в воске сцену убийства Альберта Анастазии[28] в парикмахерской. Знаменитый глава «Корпорации убийц» сидел в кресле закутанный в простыню, двое типов в масках наставляли на него револьверы, а парикмахер преспокойно стоял на заднем плане, поджидая нового клиента.

– Привет, Гарри! – весело сказал Дэнни, неожиданно возникнув у меня за спиной. – Как тебе мой последний шедевр?

– Они у тебя параличные, что ли? Кто там – Умберто Анастазия?

– Да ладно тебе брюзжать. Узнал же? Значит, не так уж и плохо.

– Узнал, как раз вчера был в «Парк Шератоне».

– Вот. Будет у меня гвоздем сезона.

– Опоздал. Год прошел, про него уж забыли все.

Дэнни нервно мигнул.

– Парикмахерское кресло – недешевая вещь, Гарри. В прошлый сезон у меня на обновления денег не было… Слушай, а ведь «Шератону» везет на такие дела: знаешь, что там в двадцать восьмом Ротштейна[29] застрелили? Только он тогда еще назывался «Парк Централ». У меня, кстати, и Ротштейн есть. Пойдем, покажу.

– Потом как-нибудь. Мне пока настоящих покойников хватает.

– Надо думать. А что тебя к нам занесло? Хотя, что я спрашиваю – и так понятно.

– А коли понятно, так рассказывай.

– А что рассказывать-то? Я ж ведь не знаю ничего, – запинаясь, забормотал он, и глазки его замигали, как сумасшедшие светофоры. – Просто подумал, раз ты здесь, значит, хочешь что-то спросить…

– Хочу. Знаешь ты что-нибудь про ясновидящую мадам Зору? Она тут на главной улице работала годах в сороковых, в начале.

– О, тут я пас. Я тогда проворачивал аферу с недвижимостью во Флориде. Не афера – конфетка! Золотое было времечко…

Я вытряс из пачки сигарету и протянул было пачку Дэнни, но тот покачал головой.

– Да нет, Дэнни, я не думал, что ты ее лично знал. – Я закурил. – Но ведь ты же тут пообтерся уже? Кто здесь у вас старожилы? Кто может помнить?

Дэнни озадаченно поскреб затылок:

– Я подумаю, конечно, только дело-то вот в чем: у кого деньги есть, почти все сейчас на Бермудах или еще где. Эх, если бы не счета, я бы сам сейчас на солнышке грелся! Нет, я не жалуюсь: после тюрьмы Брайтон-бич – что твои Бермуды.

– Но кто-то же должен быть. Не один же ты тут со своим музеем.