Серебро - страница 56
Глубокой ночью Архента толкнула меня
Ты тут?
А куда я денусь?
Мне вдруг показалось, что тебя больше со мной нет, я испугалась.
Ну объективно — если вспомнить, где я тебя нашла и где ты сейчас — то в общем, оставить тебя можно с совершенно спокойным сердцем.
НЕТ!
Ой не ори ты так. Обними своего Ноэнту и спи. Никаких признаков того, что меня от тебя заберут, не наблюдается.
Хорошо.
И мы уснули.
Хорошие игры
Утром мы сидели за столом вдвоем. Отец давно ушел в контору. Ноэнта, кажется, был растерян не меньше меня — что теперь? Как смотреть друг на друга? Как разговаривать? Должно ли что-то еще произойти, или наоборот, волна отхлынет и мы сможем спокойно препираться, как дядюшка Юсебио с женой, о том, стоит ли ему есть еще один гренок с паштетом?
Тишину прервала Пенелопа, вплывшая в комнату, как королевский галеон, пузом вперед.
— Сидят и краснеют. Приятно посмотреть, — сообщила она вместо «здравствуйте».
— Давай-давай к нам, — обрадовалась я, — разбавь пафос момента, а то меня сейчас правда порвёт.
Она уселась, налила себе кофе, сжевала булочку и принялась тиранить нас на тему кто что планирует.
Я пожала плечами.
— У меня осталась одна забота, и я хочу решить ее как можно скорее, — ответила ей я.
— Какая?
— Филуна.
Ноэнта кивнул, ковыряясь в тарелке.
— Я был у них, как только приехал. Можно было бы двинуться туда прямо сейчас, но сегодня от меня требуют явиться в Каса Росада, это в четыре я должен быть там.
— Оо, — сказала Пенелопа.
Что за Каса Росада?
Дом правительства.
Ну нихрена ж себе мы с тобой замуж вышли.
— А кто там тебя хочет лицезреть-то?
— Ну как, взбучку давать будут за неправильный патриотизм. Неверно представляемый на мировой сцене образ страны, всё такое.
— А почему ты так думаешь? — вмешалась Пенелопа, — может, наоборот, орден дадут.
Ноэнта уставился на нее и тихо хихикнул.
— Догонят потом и второй дадут, точно-точно. Ты бы видела, сестрица, с каким лицом мне этот посыльный вызов передавал. Да и сам вызов, эээ, не очень оптимистично написан.
— Сестрица? — промурлыкала Пенелопа, — ооо.
Ноэнта уткнулся обратно в тарелку.
— А кто будет клеить моего мужа — откушу голову, — буркнула я в чашку с кофе.
— Да я же в шутку!
— Ну и я в шутку. Ты беременная, тебя нельзя пока до смерти казнить.
— И при чем тут моя беременность?
— Ну, роди сначала, откушу потом.
Пенелопа обрадовалась.
— Значит, еще поживем! Вот что. Раз твой занят сегодня, давай-ка я тебя повезу переодевать. И так ты в трауре хрен знает сколько лет ходишь, а в браке вообще неприлично.
— Вообще, для целей публичной демонстрации «как надо», это стоило бы сделать, — признал Ноэнта, — я вообще не подумал в эту сторону. Я тебя вообще в других цветах не представляю.
Я сама себя в других цветах не представляю.
Я сама себя в других цветах не представляю.
Что?
Что?
Так.
— Проблема в том, Пенелопа, что для меня сейчас цвет сменить, это как… нууу… как для тебя голову побрить.
— А, — сказала Пенелопа и нахмурилась. — ааа… Тогда мы сейчас загрузим этой проблемой модисток. Например, бывают же нетраурные черные платья, там, с цветной вышивкой или серебром расшитые. Сейчас там таких фасонов привезли, — ммм!
— Расшитые серебром, — протянул Ноэнта мечтательно.
Я фыркнула.
— Возьмите у Анхелы куколку и наряжайте! Нет, правда, все это очень мило, но ты мне точно обещаешь, что завтра мы сможем забрать Филуну?
— Точно нет, — отрезал Ноэнта.
— Почему?
— Ее нельзя «забрать». Ее можно навестить, с ней можно познакомиться, ее можно пригласить к себе, в любом жанре, на который она согласится, в гости или насовсем — ну, в последнем я вообще не уверен, что сразу… Получится. Но забрать ее невозможно.
Черт, он прав.
— Ей десять лет, — с недоумением сказала Пенелопа.
— Ты не знаешь ее, а я хоть немного, знаю. Перлита говорит, мы зря ее крестили Филуной, стоило бы Планчаритой.
— Ну-ка, ну-ка?
— Ну она с рождения командует шестью парнями старше себя, чего ты хочешь.
— А что она любит? — спросила я.
— Ха. Есть кое-что, за что можно зацепиться. Она любит рисовать. Я ей… там, в первый же день, нагреб сбегал рисовательных принадлежностей, но сестра говорит, краски она тратит, как будто жрет их, пять банок в день, были бы те пять банок.